Закончив осмотр места преступления и тела садовника, Пуаро пришел к выводу, что убийца предварительно татуировал свою жертву.
– Смотрите, Гастингс, здесь сквозь засохшую кровь проступают буквы «дэ» и «рэ», – указал он на грудь трупа. – А тут, – указал на самый низ живота, – «фэ» и «а». Не могли бы вы протереть эти места какой-нибудь тряпицей? Я бы сам это сделал, но мне кажется, ваши перчатки герметичнее моих перчаток…
Луи де Маар, согласился, хотя до того ему не приходилось омывать покойников. Наверное, потому согласился, что, увидев освежеванную человеческую плоть, впал (благодаря гипнотическому внушению профессора Перена) в состояние зомби. Механически пройдя в кухоньку кухню садовника, он отыскал посудное полотенце, смочил его водой из крана и, вернувшись в комнату, принялся мерными движениями стирать с груди Катэра кровь.
– «До гроба», – прочитал Пуаро надпись на груди, как только напарник, закончив с очисткой груди, взялся тереть низ живота. – Что бы это могло значить?..
– А тут написано «Франсуа и» – механическим голосом заключил Луи де Маар свой труд.
– «Франсуа и» – задумался Пуаро. – Похоже, Джек Потрошитель подхватил у нас паранойю…
– Которая повлияла на стиль надписи, – глухим голосом добавил Гастингс.
– Вы тоже это заметили? – похвально посмотрел Пуаро.
– Разумеется. Прерафаэлитами она и не пахнет.
– Отдает примитивизмом?
– Куда там! Так пишут на заборах хулиганы, лишенные фантазии.
Обсудив надписи и не придя ни к какому выводу, кроме только что упомянутого, друзья обратили взор на профессора. Тот продолжал ходить из угла в угол, повторяя:
– Все кончено, finita la comedia, finita la Ellsinore.
Они предприняли попытку привлечь его внимание – безрезультатно.
– Бог с ним, пусть ходит, – сказал Пуаро.
– Может, тоже пройдемся? – спросил его Гастингс, засунув руки в карманы и стараясь не смотреть на то, что когда-то было Катэром. – Я хотел бы убедиться, что между этой хижиной и «Домом с Приведениями» нет и мышиной норы.
– Сделайте это сами… – ответил Пуаро. – Я ничего не увижу, ибо глаза мне застит телятина по-костарикански, которую Рабле обещал мне на обед.
– Хорошо, – сглотнул слюну Гастингс. – А что будем делать с профессором? По-моему, он не в себе.
– Ничего не надо со мной делать, – стал столбом профессор. – Все сделает инфаркт моего миокарда.
Пробормотав это, он вытащил из кармана пальто радиотелефон, нажал кнопку, вторую, дождавшись ответа, стал говорить елейным голосом:
– Здравствуйте, господин Данцигер. Это я, профессор Перен. Представляете, у меня в санатории опять труп с камнями в животе… Почему неудивительно?… Что?!! Каналь сбежал?! Когда?!.. Месяц назад?… А…… Но он не смог бы к нам добраться – дорога завалена лавинами… Обнаружены следы?… На лыжах? У него же был инсульт!.. Спасибо, судья. Я вам обязан… Через час?… Вертолетная площадка у нас всегда в полной готовности… Да… Нет… Всего доброго, судья.
Опустив радиотелефон в карман, профессор подошел к Пуаро с Гастингсом. Глаза его блестели.
– Через два-три часа здесь будет полиция, – сказал он. – Вы хорошо знаете, что такое полиция. Потому я хочу, чтобы вы продолжали свое независимое расследование, не вступая с ней в контакт. И потому настоятельно прошу вас до обеда находиться в своих номерах. Ясно?
– Ясно, – посмотрел ему в глаза Пуаро сочувствующе и пошел вон из хижины.
Следом вышел Гастингс. Профессор, постояв в прострации, пошел к двери, задвинул засов.
Посмотрел на окна.
Нашел их завешенными.
Морщась от боли, натянул на руки резиновые перчатки – он принес их с собой.
Вынул камни из брюшной полости трупа. Один за другим бросил в печь.
Взял с комода жестяную коробку со швейными принадлежностями.
Вдев нитку в иголку, принялся зашивать рану, далеко отводя в сторону иглу. Закончив, поднялся на ноги, стал смотреть на труп. Забормотал потом:
– Каналь, бедный Каналь… Что же ты сделал с нашим садовником…
Позади Перена бесшумно поднялся люк подпола, из него появилась голова человека обросшего, как Айртон из «Таинственного острова».
– Давайте, я зашью, профессор. У меня лучше получится… – просипел он, появившись весь.
16. Женщина падет
Гастингс настиг Пуаро у самых дверей обеденного зала.
– Насилу вас догнал! – сказал он, улыбаясь, как ребенок нашедший в песочнице монетку. – Вы так спешите задать корм своим маленьким сереньким клеточкам, что за вами на лошадях не угонишься.
– Да, Гастингс, я спешу им задать корм. Голодные, они отказываются работать слаженно, и тогда во мне просыпается желание взять в руки грабли и очистить весь этот Эльсинор от гнили. Что это у вас в руке?
– Это я обнаружил в сенях Катэра на полочке для головных уборов, – капитан протянул Пуаро распечатанный конверт.
– Письмо Потрошителя?
– Да, я его просмотрел. Мне кажется, он чем-то взбудоражен. Запахом первой крови?
Пуаро, посмотрев на часы, принял конверт, покрутил его в руках, как нечто лишнее в текущий момент.
– Похоже, оно вас мало интересует, – сказал растерянно Гастингс.
– Я ж говорил, в данный момент, мой друг, меня интересует лишь произведения великого художника пищи Шарля-Луи-Георга дю Рабле, – честно признался Пуаро, уже старательно моя руки. – К тому же я уверен, это письмо Потрошитель послал мне с целью, достижению которой я ни в коей мере не могу способствовать.
– Какой целью? – спросил капитан сзади.
– Испортить мне аппетит. И потому я займусь этим письмом после обеда, но перед кофе Рабле, кофе, который способен улучшить настроение даже у висельника с недельным стажем.
Письмо было наспех написано красной шариковой ручкой, видимо, на столе Катэра, не покрытом клеенкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132