Я с трудом вытолкнула из себя слова. – Не заставляй меня грубить.
– Но я тебя ничем не обидел, я...
– Ты не спросил меня, нужно ли мне что-нибудь, но сказал достаточно, чтобы иная простушка растаяла и скрепила твое предложение руки и сердца на песке пляжа, лежа на спине и раздвинув ноги, не дожидаясь, пока ты женишься.
– Ты хочешь обидеть меня и отвязаться. Но ведь мы еще встретимся в Москве. Я терпелив, подожду, пока тебе начнет не хватать общества нынешнего партнера. – Он похлопал Лео по макушке. Пес молниеносно схватил его руку. Я хотела уже вмешаться, но Сергей махнул мне свободной рукой и почесал Лео за ухом. – Не надо, пес, я хотел расшевелить твою хозяйку, а не рассердить тебя.
Лео отпустил его, а я нервно расхохоталась. Меня всю трясло, чтобы он не заметил этого, я вцепилось в ножку бокала. Мне нравился Сергей, он не обнаруживал неприятных недостатков и не был мне противен, и было обидно – во мне все молчало.
Это было полное бесчувствие. Нужно было что-то сказать, чтобы не заплакать и подавить подступающую истерику.
– Да, Лео – прекрасный партнер. Он предан мне, не слишком требователен. У нас честный обмен, каждый дает, что может, и принимает все с благодарностью.
– Но у тебя не будет детей, и близкого человека, который пройдет с тобой по жизни.
– Эй, мы в кино или где? – Мне опять хотелось и рассмеяться, и заплакать одновременно. – Много ли ты знаешь людей, что женаты в первый и последний раз. Даже в старшем поколении не каждый может похвалиться этим, что говорить о нашем. Так о чем ты? – Я вызывающе улыбнулась.
– Послушай! А может ты... ну, живешь с ним...
Повисла неловкая пауза. Когда я подняла на Сергея глаза, он вздрогнул и отшатнулся.
– Не бойся, я тебя не ударю. Я не думала, что мои слова звучат двусмысленно, но извиняться не буду, я это не имела в виду, это ты так подумал. В чем-то ты прав. Когда я болею, некому стакан воды подать, Лео мне приносит леечку.
– Но он умрет раньше тебя. – Сергей не злорадствовал, и произнес эти слова так тихо, что я едва услышала его.
– Да, ты прав, – я обняла Лео и заплакала, представив себе, что Лео может умереть, и подумала про себя: "Ну, мать, ты пьяна!", а вслух сказала, – но принимать тебя в качестве сиделки, чтобы кто-то воды подал, ты не думаешь, что это не честно по отношению к тебе.
– Я знаю, что ты меня не любишь, и знаю, что не полюбишь сразу, но со временем...
– Что ты знаешь, – я стукнула себя в грудь, – у меня здесь пепел. Пока ты будешь возрождать это пепелище, мы возненавидим друг друга. И я не люблю быть калекой, тем более при свидетелях. Извини, я не хотела тебя обидеть. Давай, будем просто играть в преферанс и безумствовать в танце.
Я старалась унять дрожь, я старалась казаться беззаботной.
– Давай. – Он улыбнулся, и я видела, чего стоила ему эта улыбка.
10
Я пришла с вечеринки уставшая от танцев non-stop, измученная убийственной жарой, духотой даже без малейшего намека на ветерок. Я пила мало, но чувствовала себя пьяной.
Оставив Лео во времянке, – у меня не было сил выманивать его из воды, – я искупалась в море. Купание не принесло облегчения, вода была почти горячей. Я так и осталась хмельной, измотанной жарой, танцами и душевной болью.
Вернувшись после душа в нашу хибарку, стащила с себя купальник, бросила подушки к стене, и, как была мокрая, рухнула поперек кровати. Рухнула неудачно – стукнулась затылком о стену. Втянув воздух сквозь стиснутые зубы, переждала тупую боль и расслабилась, ощутив ступнями прохладный бетонный пол.
Усталость давила. Тело было чужим и не послушным. Пока устраивалась, мне казалось, что я преодолеваю сопротивление воды. Так полу лежа я, наконец, задремала.
Я рассказываю все подробно из-за того, что случилось позже.
Мне приснился сладчайший сон.
* * *
Мой возлюбленный нежно целует мою шею, грудь, живот. Разводит мои колени и пьет бережно страсть с розовых лепестков. Проникает неотвратимо и мощно в мое лоно.
И меня качает. Качает и возносит к вершинам волна страсти. Огненный шар разрастается и взрывается, как и боль в моей душе, и смывает всю горечь. Наполняет меня жидким огнем от макушки до лепестков, сжимающих то основание его копья, то округлое атласное навершие. Огонь растекается, пылая на моих щеках и груди, щекоча в животе, создавая внутри жаждущую пустоту.
Я вскрикиваю. Я прощаю его. Я люблю его. Я умираю от наслаждения как наяву. Наяву? Пытаюсь проснуться. О-о нет, не могу! Новый взрыв накрывает меня бархатной тьмой с яркими звездами. И я слышу во тьме ответный стон муки или наслаждения. Где я? Милый!
Я не слышу собственного голоса. Глаза не желают открываться. Истома и жара как клей. С трудом удается разлепить веки. Вот же – я, в неверном свете фонаря за окном. Тела не чувствую, оно растаяло, но вижу: меж раскинутых бедер – нечто темное, темнее теней в комнате. И вдруг мое лоно отозвалось на последние пульсации, скользящее движение, взрыв сожаления – он покинул меня.
И я прозрела. О, Боже! Боже, это же – Лео.
Я зажала рот ладонью, отталкивая его и бросаясь к тазику. Меня шатало, ноги не слушались, но я добралась до тазика вовремя. Бурно избавившись от ужина, я нашарила рукой дверь, открыла, и, не глядя, слабым голосом, почти шепотом, крикнула: "Вон, убирайся вон"!
Я не видела, мои глаза были крепко зажмурены, я почувствовала, как он пронесся мимо, прочь, во влажный густой сумрак южной ночи. Запах сладкого тлена опавших лепестков казался мне ненавистным, хотя, с детства я его любила.
По-прежнему было невыносимо жарко, но меня трясло. Мне было зябко.
Я не могла даже смотреть в сторону кровати. Попив воды, завернулась в пикейное одеяло, села на стул к столу и попыталась понять, как это случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12