Я до сих пор сержусь, что ты не поехал со мной в Аргентину. И потому из вредности своей душевной (ты же знаешь, я всегда была бякя), завещаю тебе своего племянника, Васю Чернова или Карабаса (так я называла его, за своевольный нрав и неосмотрительные поступки). Будь с ним построже и присматривай пристально – он, как и ты, форменный кот и лиса, к тому же еще и разгильдяй. Целую тебя в сладкий носик. Если можешь, прости за измену. Мур-мур-му, твоя Киска Вика.
P.S. Сегодня шла по пляжу с гаучо, и показалось – ты перебежал дорогу!
Всмотревшись в воображаемое письмо, я увидел под текстом дату смерти тетки. Взгляд мой, став убийственным, впился в уверенно-вальяжное животное с намерением установить его слабые и сильные свойства.
«Голова круглая, большая, из петли не выскользнет, – отмечал я. – Шея толстая, упитанная – ей предстоит стать много тоньше.
Тело мускулистое – представляю, как оно повиснет окоченевшей на морозном ветру половой тряпкой. Ноги, то бишь лапы... Что это такое?!
Лапы у кота были не иссини черными, как тело, но коричневыми, шерстка на них была длиннее, и потому мое достояние казалось обутым в сапоги.
– Да ты в сапогах! – залился я смехом. – Это ж надо! Да еще, кажется, шестипалый!
Я пересчитал пальцы кота – он отнесся к этому великодушно, то есть подал мне одну лапу за другой. Пальцев оказалось 26!
– Да ты мутант батенька... – проговорил я, закончив с арифметикой. – Насколько я знаю, кот, попавший в книгу рекордов Гиннеса, имеет на один палец меньше. Кот-мутант! Черт, разве могло что-нибудь другое упасть на мою голову, после той вороны...
Набожная на вид женщина в золотых очках, дремавшая через сидение напротив, очнулась от поминания черта и посмотрела неодобрительно. Девушка из породы мобилов, сидевшая рядом с ней, оторвалась на секунду от своего телефончика. Кот пошевелился, как бы ослабляя хватку удавки, и сказал «мя-я-у» со смыслом: «Ну, мутант. А что?». И улыбнулся потом, открыто и доброжелательно. От этой улыбки мысленная веревка, сжимавшая его шею, мигом исчезла, и он показался мне уже не исчадием ада, злонамеренно свалившемся на голову, а свойским парнем, с которым легко идти по жизни.
Кот уже подумывал, не перебраться ли мне на колени (мыслил он зримо), но тут перед нами предстала русоволосая девочка в сарафане с большими красными маками; посмотрев на «сапоги» проказливыми глазами, она вынула из кармана шоколадную конфету, развернула и со словами: – Кушай, котик в сапогах. Ты птичек, наверное, любишь, а это «Ласточка», – положила ее перед моей движимостью.
Котик мигом схватил конфету, вязко разжевал и в две попытки проглотил.
– Он еще и конфеты ест... – хмыкнул я, окончательно решив зачислить кота в домашнее штатное расписание.
На третий день жительства, он уселся предо мной, жизнерадостно общавшимся с бутылкой вина, и выдал руладу: «тяя у кятяярой яя укряяден в отмяястку тяяже стяянет кряясть». Что я мог сделать с котом, цитировавшим Евгения Евтушенко? Только плеснуть ему портвейна в блюдечко, дабы поговорить по душам, уровнявшись хотя бы в содержании алкоголя в крови.
Наполнив кошачий фужер, я поставил его на стол перед свободным стулом и сделал церемонный приглашающий жест. Эдгар впрыгнул на предложенное место, понюхал вино, чтобы тут же взвиться на метр вверх назад. Это бы ничего, любить или не любить алкоголь сомнительного качества – личное дело каждой всесторонне развитой личности, но ведь подпрыгивая, он зацепил когтем скатерть, и моя бутылка, опрокинувшись, забулькала впустую. Я, ошарашенный непонятным поступком, не смог вовремя вернуть ее в горизонтальное положение, ибо скатерть двигалась быстрее моей руки, способной в трезвом состоянии схватить за крылышки быстролетящую муху.
Выпив не пролившиеся пятьдесят грамм прямо из бутылки (представляете мой тогдашний моральный облик?), я успокоился. Это помогло мне посредством неспешных размышлений прийти к здравой мысли, что зло должно быть покарано немедленно и жестоко. Да, немедленно и жестоко, ибо, в противном случае оно сядет на голову, и пить мне придется на улице, лестничной площадке или даже запершись в туалете. А это либо не соответствует моим привычкам, либо унизительно.
Утвердившись в необходимости возмездия, я призвал к себе кота. Судя по виноватому выражению глаз, он также придерживался мнения, что наказание всегда, везде и за все должно быть неотвратимым. И, когда я приговорил его к поражению в правах и помещению на три часа в сантехническое отделение туалетной комнаты – ну, там, где вентили и трубы с горячей и холодной водой, а также капает и хранится вантуз – он вел себя достойно, разве что не держал за спиной передних лап, как заправский зек.
Пробыл Эдгар в заключение около получаса. За это время стыд объел мои моральные принципы до костей, и я решил объявить амнистию в ознаменование наступающего Дня работников леса. Осуществив ее оперативно и без проволочек, заглянул виновато в глаза досрочно освобожденного. И что вы думаете, в них увидел? Решимость за первую же провинность перед ним, несчастным котом, приговорить меня к помещению на полтора часа в сантехническое отделение туалетной комнаты!
Вот чем плоха демократия – я-то крупнее по габаритам раз в десять. Но что делать? Общее житие – есть общее житие, в нем все должны быть принципиально равны перед законом, и потому я решил вести себя по отношению к сожителю корректно. Его же поведение куртуазностью не страдало, и спустя несколько дней провинившись вновь, он получил новый срок и как рецидивист был сослан в места не столь отдаленные, то есть в холодные края.
1 2 3 4 5 6 7 8 9