Он уже встречался с ней, да-да, конечно же, именно с ней, или с точно такой же, как она, встречался в студенческие годы, но тогда ничего не вышло, и не по их вине.
– Вас зовут Наташа, – сказал он голосом, сделавшимся непослушным.
– Да… – удивление округлило невероятно синие глаза женщины. Она стала чудо как хороша.
– Вы родились в Душанбе и учились в университете на филологическом факультете…
– Ой! Откуда вы знаете!? Это же невозможно!
– Он знает все! – отрезал старшина невозмутимо. – Вчера он нагадал одной женщине из Волгограда, что она отравится, а сегодня она утонула. Сам ее в морг сопровождал. Редкостная красавица была, муж так убивался – в мертвецкой даже трупы плакали.
– В самом деле!? – испуганно посмотрела Наташа.
– В самом. А что касается вас, гражданка, то перед гаданием заплатить надо, а то он наврет.
– А сколько?
Цыганка объяснила – она уже все знала, – и ушла, не желая мешать коллеге. Женщина сняла рюкзак, достала из косметички пятьсот рублей, благоговейно глядя, протянула Смирнову. Тот взял, сунул в карман, посмотрел на старшину, стоявшего как у кассы в получку, вручил ему сто рублей из первого гонорара и отправил прочь мановением руки. Спустя минуту гаданье было в разгаре – по крайней мере, так казалось со стороны. Началось оно следующей мыслью-наблюдением:
– Господи, какая ножка! И стопа, наверное, розовая, как у ребенка.
Стопа была розовой, как у ребенка. Ноготки тоже были розовыми. Пальчики вызывали в душе сладостные чувства.
Завороженный Евгений Евгеньевич не мог ни о чем думать. Он едва сдерживал руки, сдерживал, чтобы не погладить нежную упругую голень, он покусывал губы, чтобы они не кинулись к ножке в страстном желании хотя бы на мгновение прикоснуться к ней.
Стопа была гладенькой. Линии говорили, что принадлежат ласковой кошечке.
– Ну что, что вы видите? – встревожено спросила Наташа.
Подняв глаза, Смирнов увидел –женщине ей приятны его благоговейные прикосновения.
– Вы ласковая кошечка. Пока. Сейчас вы не принадлежите себе, вас гонят обстоятельства, но очень скоро вы станете полновластной хозяйкой жизни. И не только своей.
– Это я знаю, – в голосе женщины послышалось разочарование. – А сколько я проживу, и столько у меня будет детей?
У Смирнова появился повод вновь заняться ножкой женщины.
– Семьдесят девять лет я вижу. Потом пять лет маразма и смерть от крупозного воспаления легких, – отомстил он за разочарование. – Но вы не волнуйтесь – большинство долгожителей умирает от простуды, ибо у них ослаблен иммунитет. А что касается детей, то их будет двое, мальчик и девочка.
– Будет двое? – чуть сузила глазки.
Евгений Евгеньевич посмотрел на обнаженный животик женщины и сбоку увидел едва заметные растяжки.
– Будет еще двое. Девочка у вас уже есть. Она сейчас у знакомых.
Посерьезнев, Наташа отняла ногу.
– Ну уж извините, – смущенно улыбнулся Смирнов. – Я понимаю, в отпуске хочется забыть обо всем, в отпуске хочется чувствовать себя свободной женщиной. Вы куда с рюкзаком направляетесь?
– Вы меня спрашиваете?!
– Извините, забыл, что я при исполнении. Дайте-ка вашу очаровательную ножку, если бы вы знали, как она меня вдохновляет.
Наташа протянула ножку и Смирнов, нежно поводив по ней ладонями, сказал:
– Вы… вы идете в Лиманчик, всроссийскую гм…
– Трахалку.
– Да, трахалку, идете говорить о Костанеде. Там стоят ваши друзья. Идете с палаткой, пуховым спальным мешком и лапшей "Доширак". Вы чего-то страшитесь, вероятно, нехороших людей, но вы решились и потому все будет так, как вы хотите. Кстати, я иду в ту же сторону. Правда, я экстремал, ни палатки, ни мешка у меня нет.
– Вы хотите проводить меня? – спросила Наташа, вглядываясь в Смирнова, как женщины вглядываются в мужчин, определяя их пригодность в качестве кавалера.
– А почему бы и нет? Буду вас охранять, буду спать, как пес, у входа в ваш шалаш. Буду ловить вам крабов и рыбу, жарить мясо на углях и носить кофе в постель.
– И это все?
– Конечно, нет. Я буду вашим рыцарем печального образа, буду тайно любить вас и писать вам на песке прекрасные стихи.
– И чем все это кончиться?
Смирнов потянулся к ступне. Подержав ее в изнывающих от вожделения руках, сказал:
– Вам будет хорошо. А потом, через тысячу лет, мы расстанемся. Вы останетесь на земле, а я… а я исчезну.
Наташа задумалась, очаровательно выпятив губки. Подошел старшина, протянул ей мороженое на палочке и знающе спросил, с уважением разглядывая нежное личико женщины:
– Вдвоем уходите?
– Да, – покивала она, разворачивая мороженое.
Евгений Евгеньевич не верил своим ушам. Старшина почувствовал себя лишним и, пожав счастливчику руку, удалился. Наташа проводила его огромную фигуру уважительным взглядом, лизнула мороженое и спросила:
– Кстати, как вас зовут, мой верный Дон Кихот?
– Я не Дон Кихот, Я – Петрарка де Бержерак ибн Ромео по имени Евгений, – поднял грудь Смирнов. – Давайте отойдем в сторону и переложим тяжелые вещи из вашего рюкзака в мой?
Наташа улыбнулась, отрицательно покачала головой и, взяв его руку в свою, теплую и мяконькую, направилась к морю.
26.
Некоторое время они шли молча. Мысли Смирнова метались, и первой заговорила она:
– А как ты научился гадать?
– Я не учился. Это дано мне свыше…
– Свыше?
– Ну да. Дар снизошел на меня в десятом классе. Нагадал, дурак, однокласснице, что родит в четвертой четверти, и она родила. Дальше – больше…
– По ладони ноги гадал?
– Нет, по картам. Но по-своему и за юбилейный рубль.
– Как это по-своему?
Он шел за ней. Спрашивая, она оборачивалась, и он видел ее лицо, такое близкое, и острую грудь, такую завораживающую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67