И мне пришлось сидеть и напиваться. Лешке Суворову повезло больше – ему досталась очень большая женщина Люся, но он не растерялся и очень скоро расположился на ее пространных коленях. А Борька сразу же после десерта исчез с Людмилой в Галкиной спальне. И через три месяца совершенно неожиданно пригласил меня на свадьбу...
Брак Бориса и Людмилы не был счастливым. И все потому, что упомянутый выше скандал с секретаршей, скандал, поставивший жирный крест на Борькиной инженерно-геологической карьере, не был случайностью – Борис был законченным бабником. Он легко заводил знакомства, почти никогда не влюблялся и более двух раз с одной женщиной не встречался. И очень скоро возбуждавшие его стимулы "красивая", "очень красивая", "оригинальная", "страстная", "жена или подруга того-то" перестали действовать и ему пришлось вырабатывать себе другие. В 1977-1981 таким стимулом была национальность. Переспав с представительницами основных национальностей оплота социализма, он перешел к отлову представительниц малых и, особенно, вымирающих народностей СССР. В конце 1981 года поставленная задача была в основных чертах выполнена и взоры Бориса все чаще и чаще стали устремляться на географическую карту мира. Но по понятным причинам он был вынужден отложить на неопределенное будущее реализацию своих заграничных фантазий и заменить их реальными. Новым стимулом стало место жительства. Постельные знакомства с представительницами Ленинграда, Вологды, Киева, Саратова, Архангельска, Астрахани, Тобола и Иркутска продолжалось вплоть до падения железного занавеса, чтобы в открытом обществе смениться (вы правильно угадали!) отложенными зарубежными фантазиями...
Борис не раз пробовал бороться со своей пагубной страстью. Он по-своему любил Людмилу, детей, ему нравилось приходить домой после работы или свиданий и даже делать что-нибудь по хозяйству. Но стоило ему узнать, что в соседний институт поступила на учебу шоколадная жительница далекого и таинственного Буркина-Фасо, он нежно целовал жену и уезжал в городскую библиотеку, чтобы выяснить, как по-буркинофасски будет: "Вы так милы, мадам! Дозвольте мне поцеловать вам что-нибудь!".
Людмила пыталась что-то сделать, пару раз даже изменяла ему в воспитательных целях, но ничего не помогало. И она привыкла и мстительно стала дожидаться того счастливого времени, когда половые часы мужа достигнут половины шестого и навсегда остановятся.
...Я любил Борьку. Он был необязательным человеком, многое в нем мне не нравилось, но он был добродушным, незлобивым парнем. Он был понятным и понимал. Когда я уезжал из Душанбе навсегда и мы обнялись с ним на перроне, Борька заплакал...
Я наткнулся на Бориса в гастрономе "Приморье". Он стоял у рыбной витрины и, глядя на копченых палтусов, сглатывал слюну.
– Килограмма три хватит? – спросил я, подойдя к нему.
Борис резко обернулся и, узнав меня, бросился обнимать. После того, как мы трижды поцеловались, он сказал:
– Жрать хочу, последний раз вчера вечером ел.
И пошарив глазами по торговому залу, бросился к молочной выкладке и схватил пачку вишневого йогурта.
– А что так?
– Да Людка меня не отпускала... – ответил Борис раскрыв пачку и в выпив содержимое в один присест. – Узнала на какую дату я билет купил и отгул взяла, чтобы я не сбежал. Я поклялся собственным здоровьем, что не поеду и смылся на день раньше. Заначки моей только на билет и хватило. Перед отъездом Плотников обещал подкинуть, но я его не нашел...
– Так ты, что, один сегодня спал!!?
– Да нет, типун тебе на язык, не один... С удэгейкой. Последней, между прочим удэгейкой в Приморье. Но, е-ный случай, все получилось как в анекдоте – как только я ее вздрючил и уже подумывал идти индейку с апельсинами доедать, приперлась ее свекровь... Что тут началось! Хорошо, что я шмотки свои в камере хранения оставил! А утром, когда я в гастрономе на углу лапшу продавщице колбасного отдела вешал, на эту свекровь опять нарвался... Так что позавтракать мне не удалось...
– Возьми вот это, – предложил я, протягивая ему пакет со сливками.
– Давай! Деньги-то есть?
– Навалом!
– А ты что, уже солодки нарубил?
– Нет, только потряс ее маленько.
– И сколько натряс?
– Тысяч восемь зеленых...
– Неплохо для начала! А много осталось?
– Фиг его знает. Затем я вас и вызвал сюда. А где твои шмотки?
– На почте оставил.
Пока я стоял в очереди к кассе, Борис о чем-то живо беседовал с симпатичной продавщицей копченых палтусов. Расплатившись, я подошел к ним. Девушка к этому времени уже призналась, что муж ее в настоящее время рыбачит где-то далеко на Курилах или Сахалине и вернется только через несколько месяцев. Я насилу оторвал Бориса от прилавка, но на выходе он вырвался, вернулся в зал и что-то начал страстно шептать рыбацкой жене на обворожительное ушко. Через минуту переговоров, рдеющая от счастья рыбацкая жена попросила подругу заменить ее минут на пятнадцать и скрылась с Колей в подсобке. Мне пришлось покупать бутылку пива и пятерку вареных раков и устраиваться с ними на ступеньках гастронома.
Коля вышел, когда я разрывал последнего рака. Более похожим на всамделишного Бельмондо я его никогда не видел.
– Встояка дала... И пахло от нее малиновым йогуртом... – мечтательно сказал он, отнимая у меня рака и остатки пива. – Хочешь, иди к ней, я подожду?
Я отказался и мы пошли на переговорный пункт. Рядом с ним стояла старенькая "Тойота" с кузовом из которого двое мужчин выгружали объемистые сумки.
– Вот и Баламут наш приехал! – воскликнул я, указывая Борису на машину.

* * *

Среднего роста, скуластый, часто незаметный в общем стремлении событий, Коля Баламутов любил выпить до, во время и после всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81