Встретив Кучкина под землей, он отправил его отдыхать в кают-компанию. А сам взял подстриженную под него голову Камиллы и полез наверх "ликовать".
Вечером, за ужином при свечах, Мухтар рассказала Сашке о своих планах на будущее. Заключались они вовсе не в революционной замене подземной полигинии на аналогичную полиандрию Полигиния – многоженство, полиандрия – многомужие.

. Силами мужа, Кучкина и Черного настырная женщина рассчитывала сначала уничтожить Баклажана и Синичкину – самых одиозных постояльцев Шахмансая, а затем, набрав побольше алмазов, перебраться всем вместе в одну из беспечных европейских столиц...
Но планам Мухтар не суждено было осуществиться. Их расстроил Чернов. Желая во что бы то не стало спасти Анастасию, он убил Али-Бабая, Али-Бабая, который шел предложить ему сепаратный мир.

* * *

...Выслушав меня, Баклажан потер виски. Выглядел мой оппонент весьма утомленным.
– Дядю Кешу трудно обмануть, – сказал он, растирая уже затылок. – Я сразу увидел, что не Сашкину голову бабай нам демонстрировал. – И, соответственно, уже тогда понял, что Сашка в штольне кантуется. Однако что-то заболтались мы. Так, где ты алмаз спрятал?
– Не скажу.
– Дурак! Ты, что, забыл, для чего он мне нужен? Москва же в пыль разлететься может каждую секунду! Ты что, не понял, что не бандит я вульгарный, что ни деньги, ни власть мне не нужны? Мне бомба эта нужна, она – путь куда-то. В правду, истину без напряга. Пойми, она вместе с алмазами все человеческое дерьмо куда-то оттягивает! Было бы их побольше – среди ангелов давно бы жили.
– Ну-ну, среди ангелов. На небесах радиоактивных, да?
– Да нет, на земле...
– А насчет того, что дерьмо твоя бомба с алмазами отсасывает, так это ты врешь. Ты ведь столько с ней общался, что от тебя давно должны были одни кости остаться.
– Шутишь, да? Дерьмом называешь? Да я такой сейчас, потому что только таким я миссию свою великую выполнить могу. Понимаешь, только таким! И ты, Чернов, поможешь мне ее выполнить! Я знаю, именно ты! Я об этом, может быть, еще в Москве знал.
– Хорошо, я согласен тебе помочь. Развязал бы меня что ли. С веревками несподручно помогать.
– Да забудь ты о веревках! Я ему о судьбе человечества гутарю, а он "веревки, веревки". Где алмаз?
– Не скажу. Пока не скажу... Подумать надо. Ты ведь убьешь меня, как только узнаешь?
– Спрашиваешь!
– А как же поединок? Договаривались ведь?
– Наивняк, – поморщился Баклажан.
– Наивняк? А на хрена ты тогда по минному полю ходил?
– Ну, ты даешь, ботаник! Я же говорил, кажется, почему. Мне Сашку выманить надо было из-под земли. Я же чувствовал, что он там сидит, слушает и своего часа дожидается. Вот и придумал эту дуэль (последнее слово Баклажан произнес с подчеркнутой усмешкой.
– Но ходил ведь?
– Ходил... Понимаешь, я не мог на мину наступить... То, что стоит за нашими плечами, не позволило бы мне это сделать... Как бы тебе объяснить... Ну, мог, к примеру, Христос утонуть, когда по воде ходил?
– Эка хватил! – восхитился я.
Баклажан посмотрел на меня, как испанец-конкистадор посмотрел бы на чукчу. И выдавил сквозь зубы:
– Кончай болтать, гнида собачья! Говори, где муха! С рассветом я должен уйти.
– Странно как-то получается, дорогой... – помрачнел я, чувствуя, как медленно, но верно смятение овладевает душой. – Странно и как-то несправедливо. Я тебе говорю, где алмаз, а взамен получаю пулю в живот. Может, добавишь что-нибудь в довесок?
Последнее предложение я произнес неприятно подрагивающим голосом, произнес после того, как мысль: "Все ясно. Финиш. Я живу последние минуты", пронзила меня от пяток до макушки.
– Пожалуйста, – ответил Баклажан и, привстав, ударил меня по лицу. Ладонью. Не так сильно, но очень уж обидно ударил.
Я отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы. А Баклажан сел рядом, подобрал под ногами веточку сухой полыни и задумался, рисуя на земле знаки.
– Понимаешь, ты где-то в доме его спрятал, – сказал он через минуту. – Или как лежал он под яблоней закопанный, так и лежит.
– Поди, поищи, – попытался я усмехнуться.
Сектант-бандюга сузил глаза и подался ко мне:
– Ты, что, дурик, не соображаешь, что я своих людей на дачу твою запущу, и они твои шесть соток по крупице переберут? И сам понимаешь, что если кто-то в это время там появится, ну, твоя мать, к примеру, то ему кранты.
– Послушай, а давай ты меня убивать не будешь, а замуруешь на пятой штольне? – предложил я, единственно для того, чтобы оттянуть свой смертный час.
Баклажан задумался. Ему, служителю человечества, видимо, не нужны были неоправданные жертвы.
– А ты не выкопаешься? – спросил он, пытливо вглядываясь мне в глаза. – Ты на природе мне не нужен.
– А как? Там, в канаве моей, лимонки остались, у тебя еще мины есть и граната противотанковая, я видел. Если это все разом грохнуть, то мне в жизнь не вылезти.
– Нет, не пойдет, – немного подумав, сказал Баклажан. – Ну, ты сам посуди: шлепну я тебя и все, никаких проблем! А оставлю в живых – всю дорогу мучиться-вздыхать буду... Ты же скользкий, придумаешь что-нибудь, вылезешь и ментов на мою бомбу наведешь. А этот вертолет? Что он здесь делал? Кого искал? А вдруг тебя твои друзья или органы разыскивают? Нет, лучше тебя убить. Но просьбу твою я в некоторой степени удовлетворю – спущу вниз живым.
Я чуть не заплакал, а он взял меня за грудки и зашипел в лицо, вот зануда:
– Говори, давай, где алмаз!
Еще минут тридцать он меня уговаривал и так, и эдак. То пряником, то по роже. Ножом всего исколол, зажигалку трехрублевую всю изжог. Уговорил, в конце концов. И, побродив прощальным взглядом по темнеющим горам, я стал рассказывать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123