Ты как раз вовремя – мы тут решили, что пришла пора думать об открытии филиалов на Ближнем и Среднем Востоке. Мусульмане народ реактивный, обидчивый, могут и упрекнуть, в том числе и действием, что мы их обделили бомбой.
– Да, мы тут как раз соображали, где открыть первый из них – в Тегеране, Багдаде, Тель-Авиве или Каире, – вступил в беседу Баламут. – Тебе решать, твой будет филиал.
Веретенников натянуто заулыбался и, немного подумав, сказал:
– В Тель-Авиве нельзя. Арабы обидятся. Я думаю, открывать надо в Иерусалиме... Городе, святом для иудеев, христиан и мусульман.
– Но там стреляют, – покачал головой Баламут. – Там сейчас неспокойно.
– Именно поэтому в Иерусалиме и нужен храм "Хрупкой Вечности", – отпив из баночки, с достоинством ответил Веретенников.
– Да, ты прав, – согласился Чернов и задумался, уставившись на ближайшего бронзового льва. Он заметил, что Валерий затаил зло и потому неискренен: "Понятно, ведь первородный Баклажан именно его назначал преемником. Смеясь, не смеясь – неважно. А он успел лишь к шапочному разбору".
Бельмондо тоже прочувствовал настроение Веретенникова и, когда получилась пауза, взял быка за рога:
– Валерий Анатольевич, а не хотите ли вы взглянуть на московскую бомбу? Мозги она прочищает на все сто процентов. Да и пора нам вплотную взяться за организацию экспедиции за алмазами. Ведь в самое ближайшее время нам понадобится... понадобится... так... Иерусалим, Киншаса, Сидней, Буэнос-Айрес, Мехико... не менее двадцати алмазов.
"Отправить меня хотят подальше! – подумал Веретенников, заметно краснея. – Нет уж, это я вас отправлю!"
И, мигом вылив в себя остатки джин-тоника, сказал, что готов немедленно встретиться с бомбой.
На Арбатской площади Валерий зашел в мобильный туалет, зашел, чтобы проверить свой пистолет. Проверить "Гюрзу" полковника, свою "Гюрзу", которую он успел спрятать при аресте, за которой не поленился после освобождения вернуться на Кумарх, из-за которой поехал в Москву поездом. "Убью всех троих, – проговорил он, пряча оружие за спиной. – Убью, как только введут в дом. Командовать парадом буду я".
По дороге к особняку Михаила Иосифовича он узнал, что персонал московского храма "Хрупкой Вечности" в преддверии открытия значительно сокращен. А храмы в Нью-Йорке и Токио располагаются глубоко под землей и в настоящее время законсервированы до возвращения, соответственно, Бельмондо и Баламута.
– Никто, кроме нас, не знает, где они находятся, – сказал ему Баламут. – И если сейчас на Поварской нас переедет машина, то зарубежные храмы начнут существовать как вещь в себе, а это непорядок...
– Чепуха! С нами ничего не может случиться! – воскликнул на это Чернов. И рассказал, как Баклажан ходил по минному полю.
"Посмотрим, – подумал на это Веретенников. – Через несколько минут посмотрим".
"Он попытается нас убить", – подумал Бельмондо.
"Нам предстоит последнее испытание", – подумал Бельмондо.
"Христос не может утонуть, – подумал Черный.
– Ну, тебя, Валерий, на ... – сказал Бельмондо останавливаясь. Среди друзей он числился самым благоразумным. – Мы все знаем, что ты собираешься нас прикончить сразу после того, как очутишься в храме. Пошло это и по-нехорошему прямолинейно...
Веретенников застыл. Бельмондо кисло смотрел на него. Чернов и Баламут топтались сзади.
– Не надо стрельбы на улице, умоляю, – морща лицо, положил Баламут руку на плечо Веретенникова. – Люди нас не поймут. Мышиная возня в такие знаменательные дни...
– Вон столики стоят, – сказал Черный. – Пошлите, посидим, обсудим статус. Только пистолетик-то отдай на хранение.
– Не отдам, – выцедил Веретенников, направляясь к столикам уличного кафе.
Через десять минут все сидели в пластиковой палатке за красным пластиковым столом. Перед Веретенниковым стояла пол-литровая банка джин-тоника, Чернов заказал себе безалкогольного пива, а Баламут и с Бельмондо – по бутылочке кока-колы.
Отпив полбанки в один присест, Валерий заговорил.
– Баклажан назначил меня преемником главы "Хрупкой Вечности". И поэтому все вы являетесь узурпаторами. Предлагаю вам в суточный срок официально сдать мне все свои полномочия и дела...
– Ты это серьезно? – скривился Чернов. – А булгунняхов с хасыреями ты не хочешь?
– Не хочу, – ответил Веретенников высокомерно.
– Дык через неделю презентация в трех столицах... Стоит ли пороть горячку в такое ответственное время, – попытался урезонить его Баламут. – Облажаемся ведь под фанфары.
– Я переношу презентацию на 31-е декабря, – чванливо ответил Веретенников. – О начале новой эпохи граждане планеты узнают из новогодних поздравлений своих президентов.
– Здорово придумано, – похвалил его Чернов. – Мы до этого не додумались.
– Вы до много не додумались, – сказал Веретенников и, допив джин-тоник, приказал:
– Ведите меня в храм. Я хочу видеть бомбу.
– Никуда мы не пойдем, – покачал головой Баламут. – Мы еще ничего не решили.
– Да, не решили, – виновато улыбаясь, согласился с ним Бельмондо.
– Ясно одно: нас слишком много, – вперился Чернов в выцветшие глаза Валерия. Вперился, вспомнив недавние события, в которых тоже было слишком много лишних.
Веретенников прочитал мысли бывшего друга.
– Ты предлагаешь дуэль? – проговорил он. Предвкушение матча-реванша с Черным заставило его сердце биться чаще.
– Боливар не вынесет четверых, – улыбнулся Чернов.
– Я по очереди против вас всех?
– Нет, господин д`Артаньян, – покачал головой Бельмондо. – Мы не способны так безответственно относится к кадрам. – В живых должны остаться трое.
– Значит, один из вас по жребию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123