Почему мы, одинаковые, бьем друг друга по носу, почему отворачиваемся друг от друга и приемлем только лицемерие и обман? В общении, на экране, в книгах?
– Если бы так не было, то я был бы вам не нужен...
– А Тебе хочется быть нужным... Понимаю. Нужность – альтернатива свободе, которая Тебя, судя по всему, забодала.
– Примитивно мыслишь, земными категориями. Земная жизнь в человеческом образе – это ничтожнейшая часть душевной жизни. Представь, что ты протоклетка в протоокеане Земли. И философствуешь о смысле жизни... Жизни, простирающейся практически бесконечно... От протоклетки до меня...

* * *

Со временем пошла работа по Ирану, и я все забыл. А в начале декабря все вспомнил. От и до. В середине ночи проснулся с дикой головной болью. Такой дикой, что лежать не мог. Только стоять и ходить. Но Веру будить не стал. Хотел вызвать скорую, но телефон не работал. Замерил тонометром давление – 300 на 180.
Спасла меня супруга. Опосредовано спасла. Не сама, а мысль, что она отравила. От этой мысли самолюбие мое взыграло: «Отравили? Как мышь серую? Нет уж! Не дамся!»
Разозлился дальше некуда, и сразу полегчало. Человек все с собой может сделать: и спасти и погубить. Главное – не быть овцой и не теряться. Пошел в ванную, выпил три литра воды с возвращеньецем, потом кишечный душ устроил. Весь промылся. От киля до клотика.
После водных процедур принялся за тещин спирт. Хотя и боязно было – при таком давлении пить опасно. Посоветовался с внутренним голосом, и он сказал мне уверенно: «Пей!»
Ну, я и выпил сто граммов неразведенного. Не скажу, что хорошо пошло, нормально, сойдет. Сел на свой стул – захорошело! Выпил еще, закусил колбаской, и рассмеялся. Представил, как Вера просыпается, а я рядом лежу. Холодненький, серенький таком от потери жизни.
...Нет, не ее это рук дело. Если супруга моя – маньячка, то вряд ли она стала бы отправлять меня на тот свет без коренной для себя пользы. Просто так отправить, без кайфа? Нет, маньяку это не под силу. Это то же самое, что алкоголику бутылку водки в унитаз вылить, не понюхав даже содержимого.

* * *

Через день я спешно улетел в Тегеран – надо было на месте оговорить некоторые пункты готовившегося контракта. Дела заняли у меня два дня, и я улетел в Чохор-Бохар, город на берегу Оманского залива, город, в который мы с Лейлой стремились. Иранцам я сказал, что мне надо провести береговую рекогносцировку. Пройдя от Чохор-Бохара на запад около пятидесяти километров, я нашел, что искал.
Увидев их сверху – тропа шла по-над обрывом, я оцепенел. Со мной был бинокль, придя в себя, я залег за камнем и стал смотреть. Девушка, похожая на Лейлу сидела под навесом, сооруженным из железной проволоки и выцветшего покрывала. Она кормила младенца и смотрела на море. Смотрела на раскачивавшуюся лодку, в которой перебирал сети мужчина, очень похожий на меня.
Если бы я не был уверен, что это я раскачиваюсь в лодке, если бы я не знал, что это Лейла кормит моего ребенка, я бы, конечно спустился к ней.
Если бы я не сомневался, что это я раскачиваюсь в лодке, если бы я не думал, что это женщина, кормящая ребенка, всего лишь похожа на Лейлу я бы, конечно спустился к ней.
Пока я курил, мужчина в лодке поймал большую белую рыбину и взялся за весла. Посмотрев на женщину, кормившую ребенка, я почувствовал, что и она гребет вместе с ним.

Глава 8. Опять в мезонин. – Сырники и школьная тетрадка. – Старшина Грищук, садовник Вильгельм, майор дядя Петя. – Ай, да Светлана Анатольевна!

По приезде в Москву приступы дикой головные боли стали повторяться у меня с завидной регулярностью – примерно раз в неделю. В конце концов, я пошел в поликлинику, решив выяснить их причину.
И зря пошел. Знание умножило печали. Многократно. Меня обследовали и нашли в печени три довольно крупные кисты. Врач сказал, что они могли быть у меня с рождения, а могли образоваться и в результате отравления. Печень, мол, это чистильщик организма и очень болезненно реагирует на всяческие яды. Я попросил, чтобы мне сделали пункцию.
Сделали.
Проанализировали образцы паренхимы и определили, что в течение длительного времени в мой организм небольшими порциями поступало некое довольно редкое химическое вещество. И что еще пару месяцев и все, можно было бы заказывать венки на могилу.
Как я расстроился! Совершенно здоровый человек, ни разу ничем серьезным не болевший и вдруг такая напасть.
Опухоли в печени!
Правда, с ними можно дожить до глубокой старости, но ведь не жить, а доживать, знать постоянно, что у тебя внутри прячутся три маленькие лимонки, которые могут в любой момент взорваться.
Вышел от врача, в уме повторяя название химического вещества, изгадившего мою печень (не приведу его здесь, дабы не искушать отравителей и отравительниц, коих в наши времена развелось несметное количество), упал в кресло в белоснежном чехле, упал и пригорюнился.
Жалко мне себя стало. Ох, как жалко. И обидно до слез. Как же, любимая жена травила... Травила методично, расчетливо подсыпая отраву в стаканы с вином, тарелки с украинским борщом, чашки с чаем... Представляю, как увлекательно каждый день вытравливать из человека по чайной ложке жизни...
Да, точно она травила... Очень похоже на правду. В подслушанном мною телефонном разговоре она ведь сказала матери, что я ей пока нужен.
Пока нужен.
И решила уложить меня к определенному сроку. К тому времени, когда надобность во мне отпадет. То есть ко времени, когда Наташа в школу пойдет. И параллель со сном протягивается. В том, в котором Ворончихины друг друга убивали. Ведь это Вера придумала этот матч маньяков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104