А заинтересовали они меня, потому что зоны окварцевания нередко содержат оруденение.
На следующий день, поручив своих тощих баранов доброму соседу Садихиену, я взял молоток, которым обычно подковывал ослов, и помчался к этой гряде.
И обнаружил, что она действительно сложена окварцованными породами, образовавшимися в боках крутопадающей сульфидной жилы. Практически вся жила была выпотрошена древними рудокопами, на предмет извлечения из нее меди и, вероятно, свинца. Что-то говорило мне, что она, возможно, также несла в себе и золото, но золото не крупное, а тонкодисперсное, такое тонкое, что его невозможно извлечь отмывкой передробленной породы.
К обеду я обстучал всю гривку. И нашел в окварцованных породах участок, насыщенный густой вкрапленностью халькопирита и в меньшей степени – арсенопирита.
Мне приходилось встречать в Средней Азии точно такие же породы. С точно такой же вкрапленностью арсенопирита и халькопирита. И в этих сульфидах содержалось золото до пятисот граммов на тонну руды. Но золота тонкодисперсного (крупинки его размером в микроны), которое можно извлекать лишь амальгамированием или цианированием с привлечением других высокотехнологичных процессов.
«Если я действительно нашел золоторудное месторождение, – думал я, перекуривая, – то придется ставить дорогостоящую фабрику. А такую фабрику можно ставить, если сырья хватит лет на десять-пятнадцать. То есть если руды будет столько, что все оборудование окупиться извлеченным из нее золотом. Так же как и рабочая сила. Можно, конечно, не ставить фабрику, а отмывать арсенопирит с халькопиритом на месте и везти так называемый коллективный сульфидный концентрат на ближайшую существующую фабрику. Но где взять воду, много воды для отмывки огромных масс передробленной и перетертой руды?»
Немного поразмыслив над всем этим, я пришел к мнению, что не стоит думать, что делать со шкурой верблюда, который мирно пасется за семью хребтами. Дело геолога-поисковика – искать и находить месторождения, а их разработка – это дело эксплуатационников. Мое дело найти, оконтурить, определить содержание золота и попутных компонентов. А остальное сделают местные богатеи и специалисты.
И я засучил рукава. Через два часа я знал, что площадь распространения вкрапленности арсенопирита и халькопирита составляет около трехсот квадратных метров (двести – двести десять метров в длину и десять – двенадцать метров в ширину. Усевшись на верхушке одного из холмиков гривки, я принялся считать, сколько можно получить за шкуру не пойманного верблюда.
«На глубину оруденелые породы наверняка прослеживаются не менее чем на сто метров, – думал я, унесясь взором к утонувшим в зное дальним хребтам. – По крайней мере, на известных мне месторождениях аналогичного типа глубина распространения оруденения равняется примерно двумстам метрам. Значит, объем рудного тела может составить около 30 000 кубических метров, а это не менее чем 100 000 тонн руды. Если золота в ней 10 граммов на тонну, как в большинстве рядовых месторождений, то бог послал мне 1 миллион граммов драгоценного металла. Или одну тонну. Если же золота в породе содержится, не десять, а 100 граммов на тонну, как в некоторых богатых месторождениях, то я имею под своими ногами десять миллионов граммов чудодейственного драгоценного металла. Или десять тонн того, за что гибнут.
...Десять тонн. Вряд ли Бог пошлет мне такую кучу золота. Щедростью он никогда не отличался. А тонну дарить такой влиятельной особе не к лицу. Значит, будем считать, что золота в месторождении, нет, не в месторождении, а в одном обнаруженном мною рудном теле около пяти тонн. Если взять по триста долларов за килограмм металла в недрах, то получим около полутора миллионов. Я как первооткрыватель смогу претендовать на десять процентов этой суммы.
А ста пятидесяти тысяч на месяц в Париже и столько же в Ницце должно хватить. Хотя бог его знает эту Лейлу. Дорвется до благ с брызгами шампанского и сорвется. От меня. К тем, у кого денег на всю жизнь.
Ксении точно бы этих денег не хватило. Ну, разве только на пол-Парижа. Но, тем не менее, спасибо тебе, Господи! Спасибо, слышишь?
Что-то он молчит, не разговаривает со мной. Умотал, наверное, как и я, в командировку. И творит чудеса где-нибудь в окрестностях Бетельгейзе. Или на Возничих Псах катается. Они, наверное, для него, как Париж для нас...»
Собираясь домой, я прихватил кусок оруденелой породы килограммов в двадцать. Чтобы хоть как-то оценить содержание примесей в арсенопирите и халькопирите я придумал сравнить его объемный вес с объемным весом арсенопирита, который слагал маломощную жилу, месяц назад обнаруженную мною недалеко от кишлака.
Тащить почти двухпудовый камень после дня работы в пекле было тяжело, но все же мне достало сил всю дорогу сотрясать пустынное пространство маловысокохудожественным пением песен о золоте. Больше всего досталось словам «Люди гибнут за металл, Сатана там правит балл».
Сатаной я чувствовал самого себя. Сатаной, который непременно вырвет из объятий земли несметные богатства, вырвет, кинет их жадным и озабоченным, а сам потихоньку смоется на комиссионные в Париж. Со своей любимой женщиной.
Вечером я рассказал Лейле о своей находке. Она уже понимала по-русски, а я значительно расширил свой запас персидских слов.
– Эти копи, как и наш кишлак, называются Чехелькуре. Они принадлежат вождю нашего племени Ахмад-шаху, – сказала она, помогая мне умываться. – Ты должен непременно поставить его в известность. И пусть он решает. Не проси у него ничего. Он сам даст, если сочтет нужным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104