И каждый из них потом гордился своим именем... Один индеец гордился именем Тот, Который Сумел Взобрался На Самую Снежную Гору, другой с удовольствием откликался на имя Человек, Умеющий Лучше Всех Ловить Серебряную Рыбу. Одну девочку в племени Сиу-Сиу звали Рисующая На Скалах, Подобно Солнцу Рисующему День, одного мальчика – Не Боящийся Ничего И Ловкий, Как Рысь. И так далее.
И жила в этой стране индейцев девочка, нет лучше мальчик, да, мальчик, который никак не мог подобрать себе имя. По горам он лазить не умел, рыбу ловить ему не нравилось, на скалах рисовать у него не получалось, да и боялся он всего на свете и был неуклюж. А красивое, звучное имя ему иметь очень хотелось... И он долго-долго про себя думал и, наконец, придумал себе подходящее звучное имя. Он назвал себя Тот, Который Терпеть Не Может Манной Каши... Это действительно было хорошее имя, ибо оно очень метко характеризовало мальчика. Он действительно мог похвалиться тем, что не ел манную кашу...
– Нехорошая сказка... – потемнела лицом Наташа. – Это ты про бабушку плохо говоришь. Она всегда жалуется, что она больная и хвастается, что ничего, кроме сыра не ест... Даже мясушка. Ты не понимаешь, ей просто хочется, чтобы ее пожалели...
– Да я вовсе не про нее... – начал я оправдываться, но дочь сунула мне в руки Гессе:
– Читай, давай, свои глупости, а я пойду рисовать девочку, которую звали Рисующая На Скалах, Подобно Солнцу Рисующему День. Я знаю, что это ты меня ввиду имел.
Спустя минуту она уже рисовала, забыв обо всем. Я же, отложив Германа Гессе, пошел на кухню готовить обед и думать, что делать дальше.
После обеда выглянуло солнце, и мы ушли гулять на Клязьму. Вечером к Элоизе с Матрасычем приехали гости, человек пять. Они устроились в гостиной и принялись праздновать божий день. Поломавшись для приличия, я уселся с ними и к приходу Веры лыка не вязал.

Глава 11. Цианистый калий? Нет, алкозельцер. – Эпилепсия под контролем. – Пальчики на лезвии. – Свет в конце толстой кишки. – Скажи ему до свидания.

На следующее утро было ветрено, и Наташа спала. После вчерашней попойки в доме неприятно пахло.
Вынеся три ведра мусора, я уселся перед тещей. Она была нарядна. И недовольна тем, что ее аудитория в моем лице страдает от головной боли и вообще от всего того, что в медицинской науке называется похмельным синдромом.
Но человек она была что надо, ну в некотором смысле, конечно. Полюбовавшись моей опухшей физиономией и поморщив нос от исходящего от меня перегара, она придвинула ко мне блюдечко с большой белой таблеткой.
– Цианистый калий? – взяв ее, вяло поинтересовался я. – Многовато будет для моего изможденного организма.
– Нет, это алкозельцер.
– А... – протянул я, вспоминая телевизионную рекламу, в которой жених, приняв это снадобье, изголодавшимся зверем набрасывается на свою невесту. И задумчиво посмотрел на тещу: «Небось, и у нее перед глазами стояли эти кадры... Когда она покупала таблетки в аптеке».
Светлана Анатольевна не выдержала моего взгляда и отвернулась к окну. А я, крутя в руках таблетку, задумался можно ли запить этот иностранный заменитель капустного рассола водкой. Особенно если ее нет. Рассол-то можно, водкой залить, это я хорошо знал, а вот насчет всяких западных штучек сомневался.
– Можешь пивом запить, – указала Светлана Анатольевна на холодильник подбородком.
– Класс! Вы и пива принесли... – с уважением посмотрел я на видную представительницу семейства кровожадных.
– Бадаевское «Кутузовское». Ты, кажется, его любишь?
– Иногда. А что это вы так обо мне печетесь?
– Да, так, для контраста. Есть что-нибудь будешь? Или рыбку вяленую почистить?
– Нет, не надо... – ответил я и направился к холодильнику. Направился с мыслью, неожиданно замерцавшей в больной голове: «Что-то мне все это напоминает последний завтрак приговоренного к смерти... Последний завтрак перед электрическим стулом».
Пиво было неплохим, да и таблетка моментально взяла меня в оборот. Посидев до полного возвращения в кондицию, я поднял голову, и вопросительно посмотрел на тещу.
– Так вы грозились меня сегодня ужаснуть. Не алкозельцером же? И не пивом?
Глаза Светланы Анатольевны стали глубокими. Сквозь толщу зла в них просвечивала какая-то особая доброта. «Счастливый... – говорили они мне. – Ты скоро умрешь...»
– Конечно, нет, – чуть задрожавшим голосом завершила теща паузу. – И алкозельцер, и пиво я принесла для того, чтобы ты воспринял все, что я тебе скажу, на здоровую голову.
– Давайте, говорите, я уже вся дрожу.
– Ты знаешь, кто на самом деле убил бабу Фросю? И Ворончихиных?
– Кто?
– Ты!!!
– Ни фига себе... – только и смог сказать я. – Маразм крепчал, шиза косила мои ряды...
– Да, дорогой мой, косила и косит, – закивала теща. – Тебе нужны доказательства?
– Мне? Зачем мне? – пробормотал я, с трудом приходя в себя. – Мне доказательства не нужны, я и так знаю, кто перечисленных вами граждан на тот свет отправил. Это, похоже, вам нужны доказательства, чтобы в тюрьме меня сгноить.
– Сгноить или, наконец, сделать тебя полноценным членом нашей семьи, – сказала Светлана Анатольевна, одарив меня пристальным взглядом.
– Вряд ли это у вас получится, – вздохнул я, наливая себе пива заметно подрагивающей рукой. – Но, тем не менее, валяйте, гражданин прокурор. Что там у вас на меня есть?
– Насколько я знаю, ты в детстве и юношестве страдал снохождением, – удобнее устроившись на стуле, перевернула теща страницу моей жизни.
Я мгновенно все понял.
Меня взяли за жабры и бросили на раскаленный песок.
Кое-как совладав с непослушными руками, я судорожно схватил стакан, выпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104