Оказывается, по дороге из дома он завернул в подвернувшуюся кладовку и зацепил там освежеванную тушку барана и... ящик водки. “Не ящик, – сказал он потом, уже сидя в машине и премного довольный нашими одобрительными взглядами, – а цельных двадцать две бутылки!”
И вот мы мчимся по каменистой дороге прочь из кишлака. Нашу машину бросает из стороны в сторону, да так, что удержаться на месте невозможно. Нас с незнакомкой поочередно кидает друг на друга и на мешки с пожитками, которые наши тюремщики после нашего ареста почему-то не выгрузили. Время от времени Фредди сильными толчками широко расставленных рук изменяет опасные для ящика с драгоценной влагой траектории полета наших тел.
“Как там приходится Лейле?” – подумал я и, взглянув в заднее окошко кабины, увидел, что она сидит лицом ко мне на моторе, упершись обеими руками в потолок. И что за талию ее придерживает Сергей.
Тут незнакомку вновь кинуло мне на колени, и я заметил, что миловидное лицо ее покрыто застарелыми синяками – черно-фиолетовые разводы окружали ее глаза, пестрели на носу и скулах.
– Меня Женей зовут, – представился я. – Или Черным. В школе девочки Черненьким называли. А как тебя зовут, благодетельница? Все недосуг было спросить...
– Наташа... Третьюхина, – ответила она, подняв на меня невозможно синие глаза.
– А где остальные две трети? – улыбнулся я.
– Какие две трети?
– Юхина, конечно, – вновь улыбнулся я, украдкой рассматривая ее разбитую бровь.
– Что, красивая? Давно у них живу... Били почти каждую неделю.
– А как к ним попала?
– Как, как... Главарь их, Резвон, из города привез. Я там по ресторанам зарабатывала – хотела денег скопить на дорогу в Москву. Там говорят, по сотне баксов за интимные услуги платят. А он со своим племянником напоил меня и в машину кинул. У него в доме и очнулась.
– А племянника-то не Саидом звали?
– Саидом... А что?
– Ты разве не видела, кто нас в Хушонпривел? Он самый... Черноусый.
– Не видела... Спала после бурно проведенной ночи. Саид – у дяди снабженец. То этим снабдит, то тем...
– А собак-то как приручила? Вон как хвостами виляли.
– Как, как – подкармливала их. Месяц назад бежать хотела, и они меня чуть не съели. Вот, с тех пор сама недоедала, кормила, чем могла.
– Да, волкодавы – серьезные ребята. Я сам их побаиваюсь, не раз в горах сталкивался. Однажды меня вместе с лошадью чуть не съели... Окружила стая на летовке. Один волкодав, ярко-рыжий, огромный – метр в холке, сзади на круп кобылы запрыгнул и стащил меня на землю... Рвать начали всем колхозом. Как ни странно, лошадь меня спасла. До сих пор ее помню. Пена изо рта, как мыла наглоталась, глаза выпученные, безумные. Вот-вот вылезут... Не убежала почему-то, топтать меня стала... Вместе с собаками в нее и меня вцепившимися. Потом две недели от маршрутов отдыхал, раны с ушибами зализывал... Но история на этом не кончилась. Представляешь, в конце полевого сезона этот ярко-рыжий волкодав ко мне в лагерь пришел и у дверей моей землянки поселился. Кормил я его с опаской, не погладил даже ни разу: уж очень страшным был. И тут чабаны ко мне зачастили: продай, да продай, породистый, мол, очень. Наконец, не выдержал я и продал за полбарана. Принес плату чабан и веревку мне сует: “Свяжи его”, – говорит. А пес-то сразу голову поднял, оскалился и на меня так выразительно посмотрел: “Разорву, мол, дурачок, на части, и не заметишь...” Что делать? “Твоя собака – ты и связывай”, – сказал я пастуху и в землянку свою ретировался. Пришлось бедняге самому с собакой договариваться. А через два дня выхожу утром в маршрут и вижу – пес этот опять на своем месте лежит и обиженной мордой в пустую миску тычется! Потом еще раза два его продавал...
– С псами-то можно сладить... – чуть улыбнувшись, промолвила Наташа. – А вот если эти двуногие нас догонят, то все... Пытать будут. Резвон это умеет, профессионал. Не врал он тебе. Мужиков кастрирует. Или на кол сажает. А женщин, которые ему не угодят, или просто со зла своему ишаку в жены отдает... Если не хочет, чтобы тот бабу насмерть убил, тыкву ей дает высушенную, с двумя дырками на концах и позволяет на член ему надевать. Этот ишак так пристрастился, что и ослиц теперь в упор не видит. Меня однажды отдавал, но повезло, ишак не в духе был. Объелся, наверное. Так он его одним ударом кулака в ухо наземь свалил. Если бы не ты, многие из нас уже не жили бы...
– Если бы не я? Что-то вы с утра загадками говорите. Что же такого я натворил?
– Да ты никак забыл все? – искренне удивилась Наташа. – Ну, ты даешь!
– А что я забыл?
– Забыл, что было после того, как резвоновские сторожа тебя отметелили по второму разу? По голове, вроде, не били...
– Это я помню хорошо. И чувствую до сих пор, – сказал я, потирая разбитые колени. – Слушай, кончай темнить и рассказывай, что случилось после того, как я пожелал вам спокойной ночи.
– Ну, Лейла сразу забылась. А я не смогла. Да и как заснешь? Я-то, в отличие от тебя и девушки твоей, знала, что нас ждет. В общем, примерно через час ты в третий раз встал... Но как-то очень осторожно. Резвон меня лицом к комнате под шкаф запихал, и я все видела, хоть и темно было. Зрение у меня кошачье... Ну, значит, ты встал и как привидение к сабле пошел, поплыл, я бы сказала. Потому как совсем не видела твоих движений. Как минутная стрелка – сколько не смотри, не увидишь, как движется. И не слышала ничего. Приплыл к сабле, схватил за... ну...
– Эфес...
– За эфес зубами схватил и со стены снял. Тоже без звука и незаметно совсем. Потом, кажется, лег на нее спиной и, плечами и задом двигая, вытащил из ножен. Как ленивец африканский, без движений заметных. И веревку так же, лежа на спине, перерезал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119