Не раз мне виделось, как я иду по Шереметьево-2, а потом и по Москве в этом живописном облачении.
И вот, я стою в нем перед большим зеркалом! Мое лицо органично смотрится в этой одежде, в одежде, в которой, по крайней мере, на беглый взгляд, за американо-еврейского шпиона меня принять невозможно.
Вечером, перед тем как лечь спать, Лейла пошла прощаться с матерью. Я увязался с ней и, как оказалось, не напрасно. Лишь только мы вошли в комнату, на меня черным вихрем с длинным, кривым ножом в руках бросилась Фатима. Удар пришелся в левую сторону груди и, если бы Лейла не успела оттолкнуть мать в сторону, он не получился бы касательным. Лезвие ножа, взрезав мою белуджскую обнову, скользнуло по ребрам и ушло подмышку.
Вырвав у Фатимы нож, я стал рассматривать прореху, образовавшуюся на рубахе. Моя обнова была безнадежно испорчена!
– Вот дрянь! Если бы я не пошел с тобой, она убила бы тебя, – сказал я побледневшей Лейле. – Теперь понятно, почему в доме нет мужчин... Фатима-Дракула, Фатима-потрошитель...
– Она больной. Сильно больной, мужчина – ее... drag, – дрожа, ответила моя возлюбленная.
– Лекарство? – переспросил я.
– Да. Ему надо многа лекарства – три, четыре, пять.
– Понятно! Капли ей нужны... Три раза в день до еды и три раза – после...
Тут Фатима, лежавшая у нас под ногами, жалобно застонала и открыла глаза. Зрачки ее остановились на мне и вспыхнули глухой ненавистью.
– Я убью тебя, все равно убью, – брызжа слюной, зашипела она на уже значительно обогатившейся и ставшей привычной моему уху смеси языков. – Ты не уйдешь от меня, не спрячешься! Я найду тебя в Иране, России, везде найду! И эту дрянь найду!
Рубашку мне Лейла заменила. Не на новую, правда, но стиранную. Потом мы легли спать, но уснули не скоро.
8. Ведьма на колесах. – Во власти пустыни. – Охота на охотницу. – Прощай, Белуджистан
Ранним утром нас разбудил доносившийся из гостиной бас Шахрияра. Лейла быстро поднялась и побежала умываться. Я, не вполне еще проснувшийся, вышел к Шахрияру.
Он похлопал меня по плечу своей громадной ладонью и повел завтракать. К восьми часам мы уехали.
За руль села Лейла, мы же с Шахрияром разместились на заднем сидении. Первый КПП был на пересечении нашего переулка с дорогой Захедан – Забол и потому мы смогли его объехать по окольным улочкам.
Со вторым КПП было сложнее – он располагался на выезде из Захедана, там, где невысокие, выжженные солнцем хребты содвигались и не были разделены широкой долиной. Нам с Шахрияром пришлось идти в горы. На всем пути мы могли видеть КПП с огневыми точками, устроенными из мешков с песком, шлагбаумом и вереницей машин по обе его стороны. Почему-то рядом не было обычной белуджистанской башни с крупнокалиберным пулеметом – она ненужно белела далеко в отрогах противоположного хребта. Может быть, сейчас оттуда молоденький иранский солдатик, наблюдая наш маневр в бинокль, спрашивает своего командира о необходимости сообщения этого факта на КПП. Но телефона, скорее всего, у них нет, рации тоже, как и кончившегося еще вчера вечером “Винстона”.
“И к чему эту башню построили и зачем они там сидят?” – подумал я и вспомнил еще одно чудо местной фортификации – недавно виденный где-то в этих краях большой четырехугольный песчаномешочный редут с башенками по углам. В пустыне, вдалеке от больших дорог и населенных пунктов... Мираж, да и только...
Крепости и башни мгновенно растаяли в знойном воздухе, когда я увидел, что наша машина, преодолела блок-пост, но, не доехав до намеченного нами ранее места встречи около полутора километров, неожиданно остановилась. Немного погодя из нее вышла Лейла. Она открыла капот и начала копаться в моторе.
– Вот этого нам не хватало!” – вырвалось у меня. И не успел я добавить к сказанному обычное “Твою мать!”, как услышал у себя за спиной взволнованный голос Шахрияра:
– Look, look! – Это с КПП к нашей машине рванули два джипа, полных людей в военной форме.
Подъехав, солдаты высыпали из машины и окружили Лейлу. Через минуту трое солдат уже что-то делали, погрузив руки во чрево “Лендровера”. Лейла в стороне о чем-то болтала с офицером. Но все обошлось – через полчаса мы мчались к свободе со скоростью 200 километров в час.
Дороги в Иране всегда вызывали у меня вполне российскую зависть – 200-240 километров выжимаются хорошей машиной легко и без напряжения. Всегда в наличии вся полагающаяся дорожная и придорожная бижутерия и косметика, а если трассу решено обновить или отремонтировать, то старую не закрывают – просто рядом прокладывают новую. Правда, практически нет придорожных заезжаловок с шашлыком, лимонадом, бутербродами и сортиром, хотя в старину они явно были – довольно часто нам встречались живописные развалины карван-сараев. Глиняные, с размытыми дождями купольными крышами, они напоминали о том, что не всегда транспорт двигался с нынешней скоростью.
По обе стороны дороги расстилалась пустыня. Лишь вдали бурели полосатые горы – выходы гранитных интрузий, густо рассеченных более темными по цвету дайками андезитов. Спустя несколько часов этот унылый пейзаж сменился восхитительной для любого геолога картиной – по окраинам Забольской депрессии горы сложены слоистыми разноцветными отложениями древних морей – песчаниками, глинами, эффузивами, смятыми в столь причудливые складки, что диву даешься.
Я, забыв обо всем, не мог оторвать глаз от этого чуда природы. Шахрияр вывел меня из геологического экстаза, предложив совершить очередную прогулку вокруг КПП. Мы удачно проделали этот привычный уже ход конем и затем ушли в сторону от больших дорог.
После прогулки за баранку сел Шахрияр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119