И это еще не все. Дважды в доме взрывался природный газ, и также все обходилось рублевым ремонтом. Такое впечатление, что он охраняется с того света первой своей хозяйкой...
– Матерью Регины Родионовны? Вы думаете, она в аду прохлаждается?
– Уверен. Маргарита Андреевна, без сомнения, там свой человек... – потемнел лицом Кнушевицкий. – Она была больна, больна злостью. Возможно, из-за того, что с кончиков ногтей и до волос на голове была отравлена ртутью и цианидами...
– Отчего это?
– Она долгое время работала технологом на золотоизвлекающих предприятиях Сибири и Дальнего Востока.
– Вот откуда у нее яд...
– Она всех ненавидела, она считала, что все на свете пытаются ею воспользоваться, – продолжал говорить Святослав Валентинович, явно зациклившийся на матери любовницы, – И умирала так, как будто не к богу, а к сатане собиралась.
– А как она умирала?
– За несколько минут до смерти она, парализованная, пригласила всех домашних к себе в комнату и, когда все собрались, прокляла свою дочь...
– За что, если не секрет? – У Евгения Александровича в мозгу возникла картинка: Святослав Валентинович и Регина Родионовна занимаются в гостиной своей отнюдь не камерной садомазохисткой любовью, а в спальне трясется от ненависти парализованная Маргарита Андреевна.
– За то, что якобы Регина не уделяла ей, родной матери, должного внимания.
Смирнов вспомнил картину, висевшую над выходом из гостиной Регины. Кнушевицкий продолжал витать в прошлом:
– В этом доме я всегда чувствовал себя заколдованным... В нем я превращался в другого человека... Человека, качества которого определялись не его способностями, характером и опытом, а извне... Стенами, воздухом, чьим-то прошлым...
Энергично тряхнув головой, Смирнов изгнал вползший, было, в нее мистический туман и, вновь обратившись в атеиста с геологическим образованием, вспомнил сумку с садомазохистскими причиндалами.
Непроизвольное движение головы Смирнова расколдовало и Святослава Валентиновича. Замолчав, он вбуравился в собеседника вмиг насторожившимися глазами: "Нашел сумку, не нашел? Догадался, не догадался?"
К твердому выводу он придти не успел – Смирнов придал лицу простодушное выражение и спросил:
– А та картина в гостиной, ну, которая с девочкой... Ее Регина Родионовна написала?
– Нет, ее написал двоюродный брат Регины Роман... – встал размять затекшие ноги Святослав Валентинович. – Он прошлым летом... умер...
– Стрела оказалась отравленной? – пошутил Смирнов. – Кураре, крысиный яд, стрихнин?
– Нет, он утонул... Он был весьма талантливым человеком, ничего не видевшим вокруг себя...
– Тела, конечно, не нашли?
– Нет...
Смирнов, покивав своим мыслям, спросил:
– А как вы думаете, кто в меня стрелял? Не дух же Маргариты Андреевны?
– Ума не приложу, ей богу...
Святослав Валентинович продолжал ходить по комнате взад-вперед, озабоченно посматривая на часы. Присутствие Смирнова, а скорее направление его внимания, начало его тяготить.
– Мне один мальчик говорил, что тут у вас больные из психиатрической лечебницы бродят... – проговорил Евгений Александрович, водя ладонью вокруг неожиданно остро занывшей раны. – Одного, мол, взяли с копьем в чьем-то курятнике.
– В курятнике Архангельских, – слабо усмехнулся Кнушевицкий. – Но он тихий был... Несколько дней назад его опять отпустили. Ремонт, видите ли, у них в больнице.
Смирнов усмехнулся тоже – вспомнил один из первых своих приключенческих романов. В нем основными персонажами были сумасшедшие, разбежавшиеся из лечебницы, забытой богом и властями.
– Мальчик говорил, что у него отняли настоящее кафрское копье, – сказал он, тщась вообразить вымазанного ваксой сумасшедшего, самозабвенно охотящегося в курятнике.
– Он его у Добровольских стащил... – равнодушно ответил Кнушевицкий. – Из их африканской коллекции оружия. Кстати, у них и кураре был.
– А арбалета у Добровольских в коллекции нет? – спросил Смирнов спокойно. Он знал, что кураре обладает мгновенным нервно-паралитическим действием.
– Не должно быть. Добровольские в Африке работали, а в Африке, по-моему, арбалетов нет.
Смирнов еще что-то хотел спросить, но в это время от калитки нетерпеливо зазвенел звонок.

* * *

В переполненной районной больнице Смирнову сделали рентгеновский снимок – тазовая его кость оказалась пробитой насквозь.
После того, как рана была обработана и зашита, на него надели брюки Святослава Валентиновича (последний предусмотрительный отправил их с машиной скорой помощи) и отвели в вестибюль. Присев там на краешек стула, Смирнов позвонил Марье Ивановне (к его великому удивлению во время операции мобильный телефон, также как и бумажник, украдены не были). Позвонил и получил ответ: "Абонент отключен, или временно недоступен".
"Черт, а что если... что если ее убили!?" – подумал Евгений Александрович, становясь белее больничных стен.

9. Я отнес ее, пьяную, в кабинет

Чмокнув в щечку Смирнова и дождавшись, пока он скроется в переходе к метро, Марья Ивановна заскочила в ближайшую кабинку общего пользования. Вышла она из нее уже не в обезображивающем сером трикотажном костюме и непритязательных позапрошлогодних босоножках (все это она надела, чтобы не возбуждать подозрительности супруга), но в обтягивающем коротком платье прямиком из Парижа и легких туфельках на высоком каблучке.
Опустив пакет с маскировочной одеждой в ближайшую урну, Марья Ивановна, сопровождаемая восхищенными взглядами дюжины прохожих, бросилась на проезжую часть ловить машину, хотя ресторан Эгисиани находилось в трехстах метрах от нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38