Она на третьем этаже. У меня на нее наводка.
В десятой квартире (объединенной с девятой) жила весьма состоятельная женщина. Смирнов не поверил, что его простецкую дверь можно было спутать с бронированной дверью Марии Ивановны, красивой владелицы нескольких галантерейных магазинов и бутиков под общим названием "Русская красавица". Разочарованно покачав головой, он затушил сигарету в пепельнице и пошел на кухню за паяльником. Он лежал в ящике под электроплитой.
"А может, и в самом деле вставить? – подумал он, разматывая шнур. – Уже в течение десяти лет я живу в обществе, в котором образ паяльника тесно ассоциирует в воображении людей не с оловом, канифолью и поделками из жести, а с анальным отверстием. Вставлю и стану другим человеком, человеком, соразмерным своему времени. А соразмерность времени – это, как не крути, жизненный успех, девяносто девять процентов жизненного успеха... Как все-таки здорово устроен мир, как просто: сунешь паяльник в задницу этому недочеловеку, и тут же все переменится... Переменится, и тут же в мою дверь позвонит шофер личного "Мерседеса", моего личного "Мерседеса". А позади него будет стоять томная сногсшибательная Юлия фон Остроградская в шубке из шиншиллы, будет стоять, сияя бриллиантовым блеском и преданно улыбаясь. "Нас ждут в Кремле, милый!" – будет говорить она, на самом деле желая, как можно быстрее остаться со мной наедине.
Нет, суну. Ой, суну!"
Смирнов вошел в комнату с паяльником в руке. Медное жало горело ожиданием. Ослепленный им, Шурик закричал. Лицо его покрылось красными пятнами. Глаза полезли из орбит.
– Ори, сколько хочешь, – успокоился Смирнов. – Сейчас время такое – фиг, кто прибежит. А меня разозлишь... Черт, не там тебя привязал. Придется удлинитель тащить.
По щекам бандита потекли слезы.
– Так кто тебя послал? – решил дать ему шанс Смирнов.
– Никто не посылал, – заканючил Шурик. – Я же говорил, что случайно в твою квартиру зашел. Дверь у тебя не захлопнулась, вот и зашел.
– Да, дверь у меня фифти на фифти захлопывается. Все времени нет замок починить, – обернулся Смирнов к предмету разговора. – И сейчас, похоже, не захлопнулась. Ты подожди, я сейчас.
Бросив паяльник в кресло, Смирнов пошел к двери. В прихожей его глаза наткнулись на переноску, лежавшую под тумбочкой. Подняв ее, он вернулся в комнату, включил в розетку. Спустя минуту паяльник начал попахивать канифолью. Жало его норовило ткнуться в обнаженное бедро Шуры.
– Ты как предпочитаешь? Погорячее или как? – спросил Смирнов, усаживаясь в кресло. Ну, какая степень ожога тебя удовлетворит? Поясню, что первая степень – это покраснение, вторая – пузыри и обнаженное мясо, а третья, на мой взгляд, самая классная, это обугливание. Представляешь, обугливание? Да такое, что в твоей заднице антрацит можно будет добывать.
Пленник не ответил, не смог: судороги сжали ему горло. Смирнов решил не торопить событий: все должно быть прочувствовано. Он уселся в кресло, вытащил сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой.
Сигарета осталась не зажженной.
– Выключи прибор, я все расскажу... – кое-как сладив с голосовыми связками, выдавил Шура. – Развяжи только.
– Нет, развязывать я тебя не буду. Ты парень накаченный, побьешь еще, – покачал головой Смирнов. – А паяльник, пожалуй, выключу. По новой нагреть его не долго. Так что ты мне хотел сказать?
– Твою бабу уважаемый человек заказал... Авторитет. Приятель той бабы из десятой квартиры.
– За что заказал? – решив, что пленник наводит тень на плетень, Смирнов напоказ зевнул.
– Они машины во дворе одновременно парковали. Он напер на нее, что слишком близко свою поставила, а она в ответ такое сказала, что авторитет полчаса в психику в пригодность приводил. И его баба это видела.
– Это Юля может, – начал верить Смирнов.
– Так что вляпался ты, – искренне посочувствовал Шура. – Замочат тебя теперь...
– Не ты ли?
– Это как прикажут.
Смирнов разозлился. И спросил, прищурив глаза:
– А как зовут авторитета? Может, мне пойти к нему, извиниться за подругу?
– Паша Центнер его зовут. Он из...
Шурик назвал известную криминальную группировку. Смирнов задумался. На душе его стало кисло.
– Его люди знают, что я... – начал бандит ковать железо, пока горячо. Он решил, что ситуация меняется в его пользу.
– У меня находишься? – прервал его Смирнов.
– Конечно. Я могу замолвить за тебя словечко... Пойдешь потом, поползаешь в ногах, может и простит Паша. На него иногда такая доброта находит, не отвяжешься.
– Попросить это можно... Но как бы накладка не вышла. Начну я ползать, а он спросит: "Да ты кто такой? Чего дурью маешься?" Доказательства мне, короче, нужны... Без них хана твоему анальному отверстию. Третья степень и никаких гвоздей, кроме дефицитного антрацита.
Зад Шуры затрепетал.
– Какие еще доказательства?
– Ну, что ты не лжешь, и вся эта история началась с того, что Юлия поставила свою машину слишком близко к машине авторитета. И кроме этих доказательств я хотел бы услышать от тебя нечто такое, что убедило бы меня не убивать тебя.
– Меня заставили! – скривился Шура, потеряв самообладание. – Мне даже денег не платили! Если бы я этого не сделал, мою мать и дочку семилетнюю, у нее живущую, табуном бы изнасиловали! Вот если бы тебе сказали: "Не трахнешь по пи...де эту сучку – мои люди натянут твою мать!", чтобы ты сделал?
– Это заявление насчет шантажа также требует доказательств, – проговорил Смирнов, чувствуя, что почва у него под ногами дрогнула. – Судя по всему, ты парень развитый, и можешь придумать что угодно.
Зазвонил сотовый телефон, лежавший в кармане брюк Шуры. Евгений Александрович вынул его, поднес к уху, включил и услышал глухой голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61