– Да ты же не дышал! – воскликнула наконец Ольга. – И пульса у тебя не было...
– Не было, не было... – проворчал Коля. – Будь Черный на моем месте, нащупала бы. Ты же сама как-то говорила, что зомбера убить трудновато. Контуженный-отутюженный я был наглухо и капитально. Ну ладно, пойдемте, отметим мое воскрешение. Альфа нам тут такого наговорил – без бутылки не разберешься.
– А что он говорил? – с подозрением спросила Ольга.
– Ну, что, к примеру, муж твой целехонек и в данный момент изучает русскую культуру. Это ж надо!
Ольга покраснела и, потупив глаза, начала оправдываться:
– Да жив он... Но я все это сообщала, чтобы получше вас настроить.
– Ладно вам! – попытался замять тему Аль-Фатех. – У вас ведь говорят, кто старое помянет, тому глаз вон.
– Ну конечно! – стараясь выглядеть зловещим, усмехнулся Бельмондо. – Старого-то у тебя поболее нашего будет. Сейчас вот скажу местному населению, как ты его лечил в своей антиалкогольной клинике, так они привяжут твои ноги по русскому обычаю к двум березам пригнутым – и прощай неразрывное единство твоего организма!
– Да бог с ним, с арабом, пусть живет! – махнул рукой Баламут. – А если рецидив у него какой случится, так я его быстренько Митрохину на поругание сдам.
Мы были вынуждены прожить, а вернее, прятаться в Забаловке до начала лета. В Забаловке – потому, что даже капитан Митрохин, ходивший на медведя с ножом, остерегался появляться здесь, а если и появлялся, то мы, предупрежденные друзьями, скрывались в одной из окрестных охотничьих избушек.
После гибели полковника мэром алкомерата стал Баламут, не понаслышке знавший чаяния алкоголиков. Его стараниями и, главным образом, неукоснительным соблюдением традиций, возникших и окрепших при Василии Ивановиче, Шилинка стала потихоньку превращаться во всероссийскую антиалкогольную здравницу, пользующуюся в крае практически неограниченной автономией, если не сказать независимостью. Мы помогали ее развитию как могли, но все равно свободного времени оставалось много, и мы с удовольствием тратили его на охоту, рыбалку и другие нехитрые деревенские развлечения.
Через неделю после нашего возвращения на Шилинку у Ольги пропали отнятые у Аль-Фатеха документы. Причем в день пропажи мы все вместе ходили на кабана и грешить друг на друга никак не могли. Проведенное нами расследование показало, что скорее всего похищение – дело рук какого-нибудь вконец пропившегося алкоголика, тем более что вместе с документами пропали кое-какие ценные вещи. Странно, но никто из нас не расстроился – наоборот, мы даже испытали некое облегчение. Без пистолета и «лимонки» в посудном ящике жить гораздо проще.
И вновь наша жизнь потекла по-деревенски просто и бездумно. Евгений Евгеньевич наступал мне на пятки, но я сопротивлялся, как мог. От нечего делать долгими зимними вечерами Ольга писала маслом таежные зимние пейзажи, учила детей алкоголиков музыке и приемам карате, а мы с Баламутом, Альфой и Бельмондо ваяли из железобетона мэра-полковника в полный рост. К маю месяцу у нас было семнадцать вариантов Перечислим ради интереса эти варианты: мэр-полковник с гранатой; с бутылкой; со стаканом; с осиной; на коне с гранатой; на коне с бутылкой; на коне со стаканом; мэр-полковник, попирающий змея; в кепке, со стаканом в простертой руке; опутанный простыней; с ходоками из Белой Горы; мэр-полковник, стоящий на полубаке «Санта-Марии» со стаканом, с бутылкой и с гранатой; мэр-полковник, благословляющий Черного на смертный бой и, наконец, мэр-полковник, накрытый полковым знаменем.

, но ни один из них не нравился всем четверым.
Мы подумывали о восемнадцатом, когда за мной приехала Милочка, моя законная жена, и стала уговаривать сдаться властям. Нам с Ольгой пришлось скрыться от нее в охотничьем зимовье в верховьях реки Тарги С этого зимовья начались приключения Черного, описанные в «Сумасшедшей шахте».

. Через неделю декабрист скоженский подвиг Милки повторила Наташа Ростова, жена Баламута, и последнему пришлось спешно присоединяться к нам, предварительно сдав свои полномочия первому вице-мэру Нельсону фон Кутузову (так, вслед за мною, жители Кирюхинска стали называть ангела Гришу).

* * *

В прибранное и украшенное Ольгой зимовье мы Баламута не пустили, однако он не обиделся и, поставив рядом двухместную палатку, начал рубить себе просторную избу-пятистенку.
Еще через неделю к нам явился Альфа. За прошедшие полгода он привык к жизни, по уровню мало отличавшейся от жизненного уровня эпохи неолита, и, что любопытно, стал испытывать к нам дружеские чувства. Понемногу мы стали отвечать ему тем же. Может, из-за того, что когда-то были геологами. В геологии всегда сшивалось много лихого народа с сомнительным прошлым, в том числе и зеков, помногу отсидевших за тяжкие преступления. Поначалу они неизменно вызывали у нас неприятие и даже брезгливость. Поначалу вызывали – потом, когда на первое место выходили повседневно выказываемые ими качества, важные в полевом быту, судили их по этим качествам...
Так и мы с Баламутом первые недели нашего сосуществования сторонились Аль-Фатеха, не в силах простить ему азиатскую жестокость, проявленную в чеченской башне и здесь, в Приморье, Но со временем все плохое забылось. Мы постепенно притерлись-припились. Тем более что не знающий жалости и сомнений богатый восточный сатрап оказался веселым, незлобивым и предупредительным бичом...
– Совсем другой человек, – сказал как-то Баламут, в очередной раз подивившись переменам в Альфином характере. – Наверняка его Шурины клещи перековали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79