.
Я увидел на экране задумчивого двенадцатилетнего мальчика. Он шел прямо на меня. В какой-то момент наши глаза встретились, и тут же экран обхватил меня со всех сторон.
...Я стоял у ограды детского сада возле высоченной сосны и, подняв голову, рассматривал шишки. Они были такими недоступными и такими красивыми – ярко-коричневые, резные, по две, по три выглядывающие из пронзительно зеленой хвои и холодно-голубого зимнего неба. И так хотелось взять их в руки, вдохнуть смолистый запах, а потом расколотить одну на асфальте обломком кирпича, расколотить, чтобы вынуть ядрышки, которые так интересно гнездятся внутри...
Лезть было боязно, и я опустил голову, чтобы не видеть этих замечательных шишек, чтобы привыкнуть к отсутствию их в поле зрения и уйти потом к маме на работу, где меня ждал билет в цирк. Но был остановлен голосом Змея-искусителя:
– Испугался, да? Струсил? Ты просто не знаешь, какое это счастье забраться на высокое дерево и посмотреть сверху! Да, это опасно, но взгляни на эти шишки (я посмотрел) – они так прекрасны! Их можно принести в школу и показать одноклассникам! И они не поверят, что ты сорвал их с самого неба!
Я стал раздумывать, как залезть на дерево. А голос в моей душе зашептал:
– Ты упадешь прямо на железные пики ограды, и они пробьют твою грудь.
– Зато мама четыре года подряд будет посылать тебя в черноморские санатории, – не отставал Змей-искуситель, – и ты увидишь, наконец, море и будешь вместе с друзьями ловить крабов, бычков и морских петушков! И через много, много лет твоя дочь Полина раз за разом будет просить тебя рассказать, как маленький Женечка лазал на сосну, и как потом мамочка всю ночь искала его по моргам и больницам...
Я полез на ограду, с нее перелез на обледенелую сосну...
– Ну и что вы думаете по поводу этого эпизода своей жизни? – спросил меня голос сзади, когда экран погас, и в зале воцарилась полная темнота.
– Дурак я, что и говорить...
– В самокритичности вам не откажешь. А чтобы вам все стало ясно, отмотаем пленку назад.
Экран как по команде засветился, маленький Женечка взлетел на сосну, потом спустился, потом постоял немного под оградой с вздернутой головой, потом ушел, пятясь. Некоторое время (минут десять) переулок был пуст, затем к ограде, на которой сидела ворона, задом наперед подошел пьяный простоволосый мужчина с пятикилограммовой кувалдой в руке и с ее помощью начал, то ли выпрямлять загнутые в сторону пики, то ли гонятся за вороной. Выпрямив все или отчаявшись сладить с вороной, ушел, также, пятясь.
– Ну и что? – спросил я, когда экран вновь погас.
– А вы посмотрите теперь этот клип не задом наперед.
* * *
...Лишь только свет в зале зажегся, я нервно захлопал по карманам в поисках сигарет. Мне было от чего нервничать – оказывается, за двадцать минут до моего падения с сосны пьяному строителю с соседней стройки не понравилась нахальная ворона, сидевшая на ограде детского сада, и он погнался за ней, размахивая кувалдой. И загнул в охотничьем раже две или три пики на ограде. В том числе и ту, которая должна была пробить мое сердце.
– Если бы вы знали, сколько многоходовок нам пришлось применить, чтобы этому пьянчужке пришла в голову мысль прогуляться по переулку с кувалдой... – сказал голос сзади после того, как на моем колене образовалась распечатанная пачка «Мальборо».
Я закурил (зажженная зажигалка образовалась над правым моим плечом), а экран засветился вновь и монотонный голос продолжил меня планомерно доканывать:
– Вот после окончания школы вы собираетесь подавать документы на юридический факультет. Окончив его, вы попали бы в совсем другую категорию людей, стали бы респектабельным юристом, зарабатывающим десять тысяч долларов ежемесячно, да, стали бы юристом, а не геологом, которому все равно, где жить, который мало чего боится, и привык мотаться туда-сюда немытый, несытый. Это мы нашептали вашей мамочке, дабы она убедила вас идти на геологический факультет, на котором на одно место претендовало в три раза меньше абитуриентов...
– Десять тысяч баксов в месяц! Да вы меня ограбили!
– Да, хорошие деньги, ничего не скажешь... Но в тридцать пять вы, юрист, в подъезде своего фешенебельного дома получили бы одну пулю в живот и две контрольные – в голову.
– А вот твоя драка с Житником в камералке, – продолжал голос комментировать. – Если бы Ксения не оттянула его от тебя, ты не смог бы завернуть ему руку за спину, и она бы не сломалась. Смотри, он ей поддается, ты встаешь из-под стола, красный, взлохмаченный, и решаешь хоть как-то восстановить свою репутацию... Я не стану рассказывать, почему Ксения оттаскивала его от тебя.
– Я знаю... Муж я ей все-таки был, да и не хотела она...
– Чтобы ты озлился и выпер его из своей партии... А чтобы такие теплые чувства у нее к нему образовались, мы несколько месяцев от имени Житника шоколадки в ее рабочий стол подкладывали...
– А зачем вам этот эпизод понадобился?
– Ты меня удивляешь! Чтобы тебя лишили загранкомандировки, и ты после окончания следствия уехал работать в Карелию, а не в дружественный Афганистан, где тебя убили бы. А для полноты картины прикинь – всего до своего переезда в Москву ты должен был погибнуть 23 раза: пять раз в штольнях Кумарха и шахтах Карелии, семь раз в высокогорных маршрутах, три раза от лавин и селей, один раз от перитонита, три раза в автокатастрофе...
– В автокатастрофе? – обернулся я к голосу в изумлении. Но, конечно, никого не увидел.
– А помнишь на разведочном участке Западный Женька-шофер при развороте на тракторном серпантине заднюю скорость вместо первой врубил? – хмыкнув, спросило меня пустое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90