.. Волос Медеи, наверное, нанюхался, не иначе... Ты знаешь, я с живыми бабами никогда так явственно не чувствовал... И еще, прикинь, стоило мне подумать: «Пугачева...», так сразу же на ней и оказывался...
– Везет тебе... – вздохнул Николай, поверив. – Мне, вот, перелет пингвинов в Антарктиду снился, а тебе – Шарон Стоун...
И, оглянувшись на лаз в штольню, продолжил:
– Слушай, я тут подумал... что нам... надо когти срочно рвать...
– Без Ольги?
– Да... Баб своих спасать надо...
– Черный ее не оставит...
– Ему решать... Пошли, что ли в крааль...
– А не хочешь покейфовать с Моникой Левински?
– Мне опять пингвины сниться будут. Пошли, давай...

* * *

Бельмондо выбрался из карстовой полости первым и направился ко мне, по-прежнему сидевшему с Ольгой на коленях; я посмотрел ему в глаза и все понял.
– Карст? – спросил я, ковыряя заусеницу на большом пальце.
– Да, – пряча глаза, ответил Бельмондо.
– С Ольгой не выберемся?
– Может быть, и выберемся, но удрать с ней от Худосокова точно не сможем...
– Ну, тогда идите, а мы с ней вас прикроем. Если Худосоков увидит, что мы убежали, он может спуститься и устроить из карста душегубку...
– Ты пойми, я должен... – начал канючить Бельмондо... – И Баламут так считает... У нас бабы, сам понимаешь...
– Перестань... Я уже придумал... Свечи мы уже все сожгли... Вы скрытно от небес наделайте побольше лучин длиннее, откопайте протухшего архара, – он жирный был, – пропитайте лучины нутряным салом, а потом давайте, ложитесь там, у достархана и голодный обморок изображайте... или отравление тухлым мясом, как хотите. А к вечеру я затащу вас за ноги в штольню и с богом...
– Мы на всякий случай будем на стенках оставлять метки. "Т" – значит тупик... – сказал Бельмондо, глядя на меня как в последний раз. – Может быть, вернется к Ольге душа, и вы пойдете за нами следом...

* * *

Пару часов спустя Баламут и Бельмондо с подругами принялись изображать муки голода и отравления одновременно, затем устроились на траве «умирать». Еще через некоторое время я занес их на руках в штольню. Затем сводил Ольгу в туалет, она, по-прежнему улыбаясь, пописала, и я отнес ее к достархану. Посидев у него до вечера, мы пошли спать.
Когда я вошел с Ольгой на руках в штольню, там уже никого не было.
– Наконец мы с тобой одни... – сказал я Ольге, укладывая ее в нашу постель и ложась рядом. – Хочешь, я тебе расскажу что-нибудь?
И принялся рассказывать сказку о будущей жизни, в которой мы непременно встретимся.
Ольга заснула быстро. А я не спал почти до самого утра.

2. Худосоков слов на ветер не бросает. – Полина осваивается. – Я подчиняюсь...

Разбудили меня детские голоса... Затем стало тихо. «Глюки», – подсказал Морфей, и я разрешил векам закрыться. Поворачиваясь на живот, почувствовал, что Ольги рядом нет. «Возится с завтраком» – решил я и хотел было продолжить общение с услужливым богом сна, но вспомнил о червяках, потом о карстовой полости, потом о Волосах Медеи... Вспомнив, вскочил, как ужаленный, вышел в крааль и окаменел... И было от чего – Ольга сидела на своем месте у скалы и улыбалась кукольной неживой улыбкой, Леночка пыталась устроиться у мамы на коленях, но та не желала ей помочь. Рядом стояла Полина и соображала, как успокоить ребенка.
Я бросился к ним. Полина решила показать себя взрослой девочкой и не кинулась ко мне на руки, но было видно, что она рада видеть своего папочку. А Лена меня не узнала небритого и заплакала, испугавшись. Полина подбежала к ней, взяла на руки и заговорила:
– Перестань плакать, глупенькая. Ведь это наш папа. Он добрый... Хочешь к нему на ручки?
Лена недоверчиво, но, узнавая, взглянула мне в лицо. Я взял дочь на руки, прижал к себе, поцеловал. Увидев ревнивый взгляд Полины, взял ее на другую руку и потерся щекой о щеку... И превратился в дерево – сверху раздался знакомый голос:
– Ну, что, Черный? Удружил я тебе? Ну, скажи, удружил? Себя, инвалида не пожалел, привез их для твоего удовольствия! Из самой Москвы привез...
Я ничего не ответил, только крепче прижал к себе дочек.
– А что с Ольгой? – опять раздался сверху крик Худосокова. – И где остальные?
– Они архаром отравились... – ответил я дрогнувшим голосом (до самой этой минуты я надеялся в душе, что наше недавнее вмешательство в его прошлые жизни хоть что-нибудь изменит в нашем положении).
– Отравились?
– Наверное, он был с этими, как его... Эхинококками, во! В больницу их срочно надо...
– Не врешь?
– Ты, что, Ольгу не видел?
– Жалко... Повезло им... Придется мне на тебе с твоими выкормышами отыгрываться.
– Сволочь!
– Спасибо за комплемент. А ты чего не заболел?
– Аппетита не было...
– Молодец! – раздалось сверху. – Ну, пока! До вечера. Мне надо все это обдумать.
– Думай, думай! – закричал я наверх, сложив ладони рупором. – Ты все равно проиграешь!
– Пап! – тронула ладошкой мою щеку Полина. – Не надо с ним разговаривать... Нам страшно... Ты просто не бойся! Ты же сам учил меня – если не сдаваться, то обязательно выиграешь...
– А мы выиграем! – улыбнулся я. – Плохой человек этот Худосоков... Очень плохой, мы его обязательно победим...
– Он не плохой человек, он гнусный... – вздохнула Полина. – А Оля твоя новая жена, да?
– Да... Почти.
– Ты не думай, я не ревную... Иди к своей жене, ей на горшок надо, а я с Леночкой поиграю – будем завтрак мужчинам готовить...

* * *

Когда я вернулся к достархану с Ольгой на руках, завтрак был уже готов. Он состоял из голландского сыра, чайной колбасы, хлеба и трех пачек йогурта. И все это было не из песка или глины, все это было настоящим.
– Это Худосоков с нами передал... – сказала Полина, заметив мое удивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111