..
Николай был не прав. Не успел он закрыть рот, как то, что осталось от Худосокова, закончило работу и направилось к выходу. Ольга, посмотрев на него с секунду, пошла за бывшим дьяволом, дыша ему в затылок. Мы пристроились за ней и... охранники пропустили нас!
Худосоков шел быстро, и детей пришлось взять на руки. В конце коридора Ленчик остановился, набрал код на кодовом замке (Ольга запомнила), открыл дверь и вошел в огромную комнату. Войдя вслед за ним, мы увидели два ряда письменных столов с компьютерами, за которыми сосредоточенно работало человек двадцать синехалатников. Худосоков прошел к свободному столу и принялся набирать что-то на клавиатуре.
– Послушайте, – сказал нам Баламут, посмотрев на часы, висящие над дверью. – До обеда еще сорок минут...
– Ну и что? – перебил его Бельмондо. – Кушать, что ли, очень хочется?
– Да нет, – улыбнулся Николай. – До обеда он здесь будет торчать, и если понадобится нам для прикрытия, мы можем за ним сюда или в столовую вернуться...
– Ты предлагаешь попробовать вырваться отсюда? – проявил я догадливость.
– Да...
Посмотрев на прощание на сосредоточенно работающего Худосокова, мы пошли из комнаты.
Выход из подземелья нашелся быстро. К нашему великому удовлетворению его никто не охранял. Оказавшись на воле, мы зачаровано засмотрелись на разлегшиеся внизу скалистые хребты, на узкие долины, петляющие между ними, на белесое от зноя небо...
– Вон там, – воскликнул я, угадывая знакомые места, – прямо под солнцем невысокий перевал с замечательным названием Мура. По нему мы пересечем Гиссарский хребет и через двенадцать часов будем есть шашлыки в Душанбе!
– Через двенадцать часов вы станете компьютерной органикой, – раздался сзади бесцветный голос.
Как один, обернувшись, мы увидели неторопливо пересчитывающее нас автоматное дуло и над ним – бесстрастное лицо Шварцнеггера.


Глава седьмая
Македонский приходит на помощь

1. Я просил раков! – топнул ногой Баламут. – «Двушка» охмуряет. – Полина мечтает о Есенине.

Увидев Шварца, Ольга упала в обморок. Стоявшая рядом с ней Лена заревела во весь голос, бросилась на колени и обхватила дрожащими ладошками побелевшие щеки матери. Я присел рядом, положил голову Ольги на свои колени и жестом показал Шварцнеггеру, что требуется медицинская помощь. Но этой немецкой овчарке не пришлось ничего предпринимать – из подземелья выскочили и побежали к нам люди в белых халатах с чемоданчиками неотложной помощи в руках. Через десять минут Ольга была приведена в сознание, затем под дулом автомата нам (за исключением детей) были скормлены скоро подействовавшие транквилизаторы. «Лучше бы шампанского вынесли...» – незлобно отреагировал Баламут, с трудом проглотив последнюю таблетку.
Как только санитары ушли, Шварцнеггер предложил нам (дулом автомата, конечно) возвратится в подземелье.
– Худосоков дурака валял, – с досадой в голосе сказал Баламут, очутившись в «хлеву» БК-3. – Скотина!
– Ты думаешь, он придуривался? – засомневался Бельмондо, устраиваясь в персональном кресле.
– Ничего он не придуривался! – обиделась Полина. – Я вам правду рассказывала. Если бы вы видели, каким он из кресла встал...
– Эх, пообедать бы перед поголовной компьютеризацией... – погладив дочь по головке, сглотнул я слюну. – И поужинать, и позавтракать... Потом ведь и обеды, и завтраки, и ужины будут внутривенными...
Через три минуты после выражения мною желания подкрепиться ни у кого из нас не осталось сомнения, что интернированы мы были всемогущим духом. Не осталось сомнений, так как через три минуты мы сидели в столовой за ставшим уже привычным столом. Коля, чтобы окончательно убедится в высочайшей опеке, поднял лицо к потолку и потребовал пива и раков. Через десять минут на середине стола нетерпеливо топтались разноплеменные детища большинства пивоваренных заводов Европы, а через пятнадцать – перед всеми нами дымились просторные блюда с только что сваренными креветками. Все это было принесено безмолвными официантками в таджикских одеждах.
– Я просил раков! – когда они удалились, топнул ногой Баламут, хотя по размерам поданные креветки не намного уступали среднестатистическому раку.
– Нет раков, – гулко зазвучало под потолком. – Облезешь!
– Ну и фиг с ними! – примирительно пробурчал Николай. – Это я в порядке эксперимента настаивал.
И потянулся к самой большой креветке...

* * *

– Ну, кто тут самый умный из нас? – спросил Баламут, когда с креветками было покончено. – Ты, Полина?
– Папа учил меня скромности... – потупилась моя дочь. – А что?
– Если ты самая умная, я думаю, ты все поняла...
– Что компьютер «двушка» теперь вместо дяди Худосокова?
– Какие умные дети!!! – восхитился добродушный от пива Баламут и, обращаясь к БК-2, закричал потолку:
– Эй, ты, «двушка»! Креветок не хочешь? И пивка для рывка?
– Не хочу, – раздалось под потолком.
– Я имею в виду – давай, мы тебя от доброты душевной на составные части разберем. Человеческие части опять человеками станут, а железки – ну их к черту!
– Глупости, – бесстрастно ответила «двушка».
– Тебе жить осталось пару месяцев, соглашайся, – по инерции продолжил Баламут, поняв, что компьютер нипочем не согласится на самоуничтожение.
– Это не совсем верно... Лучшая моя часть – моя память, мои чувства – перейдет к «трешке». А от «трешки», ее стараниями, к «четверке»...
– Тупой ты или тупая и дети твои будут тупые! – вздохнул Баламут, ерзая на стуле. – Там, в твоем засраном торе, нет ни баб, ни веселья, там даже с кайфом после пива не помочишься!
– Представь, что дождевой червяк уговаривает тебя, человека, стать червяком, – усмехнулся компьютер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111