Она боялась себя чем-нибудь выдать.
— Завтра, как всегда.
— Чао.
Фигура его с такой легкостью скрылась за стеклянной дверью, словно он свалил с плеч тяжкий груз. Девушки остались одни. Криста потянулась было к рюмке, но Донка тут же выхватила ее у нее из рук.
— Ни капли больше! — сказала она. — Тебя только что вырвало.
— Нет! — испуганно ответила Криста.
— Да, — сказала Донка. — У тебя на туфлях пятна.
— Не знаю, что это вдруг со мной.
— А я знаю!.. Ты беременна.
Криста почувствовала, что слезы хлынули у нее из глаз. Она вытащила платок и вытерла их дрожащими пальцами.
— Сашо заметил что-нибудь? — спросила Донка.
— Как же, заметит он, кретин этакий. Он только собой интересуется.
Подошла официантка. Донка заказала ей два кофе, один без сахара.
— Как же это ты влипла? — спросила Донка.
— Откуда я знаю… Я думала, что…
Обе молчали, покуда официантка не принесла кофе.
— Ты должна ему сказать! — снова заговорила Донка. — Как это ни неприятно.
— Никогда! — решительно ответила девушка.
— Как это никогда? А что будет с ребенком?
— Не знаю.
— Ничего себе ответ! Только как ты там на крути, а решать все равно придется.
— Не могу я ему сказать, неужели не понимаешь? — Криста опять заплакала.
Донка смотрела на нее так, словно видела самое себя.
— Понимаю, — сказала она. — Два года мы встречались с Эди, и я ни разу не сказала ему: «Послушай-ка, дружок, ты знаешь, к чему это ведет?» Ничего не говорила, молчала, а он в конце концов смылся.
— И тем лучше. Очень нужно унижаться.
— Так ведь отдуваться-то нам приходится! — сердито ответила Донка. — Чихала б я на все это, если бы пузо раздуло у Сашо… Но, к сожалению, раздует у тебя. И никуда не спрячешь.
Криста опять принялась тереть глаза. Двое за соседним столиком обернулись и посмотрели на них.
— Несчастная любовь? — опросил один.
У него были очень мелкие белые зубы, отвратительная улыбка.
— Как вот дам тебе разок… — ответила Донка и показала свою крупную ладонь.
Этого оказалось вполне достаточно, тот, словно кукла, повернулся на стуле. Донка помолчала немного, потом спросила:
— Ну ладно, неужели вы до сих пор ни о чем не говорили?
— Ни слова.
— Значит, он и в самом деле кретин! — решительно сказала она. — А я-то думала, он парень стоящий.
— Не знаю, — сказала Криста, — сначала все было очень хорошо. Но сейчас мне кажется, он смотрит сквозь меня, будто я стеклянная. Вот и сегодня ничего не заметил.
— Да, ты права.
— Он вообще меня не любит. И может быть, никогда и не любил.
— Неправда! — убежденно сказала Донка. — Хотя на этих скотов особенно рассчитывать не приходится.
— Все дело в том, что я тоже не хочу иметь ребенка! — сказала Криста. — Ни в коем случае.
— Почему? — сказала Донка. — Если он согласится, тогда — полный порядок!
— Нет! — решительно сказала Криста.
Позже, вечером, уже лежа в своей темной комнате, Криста с отчаяньем думала: «Нет, ни в коем случае!» Как ни труден и ни ужасен аборт, роды еще ужаснее. Она с какой-то необыкновенной ясностью чувствовала, что не нужно ей ни мужа, ни ребенка, что ей хочется снова стать той девушкой, какой она была еще совсем недавно, просто девушкой, как все. Она чувствовала, что не любит его, что скорее ненавидит его за то зло, которое он ей причинил. За всю ее жизнь никто не причинял ей большего зла, даже отец. И зачем ей все это в самом деле, зачем? Во имя какого сомнительного счастья? Какого заблуждения? Каких таких природных функций, которые, быть может, вообще не имеют для человека никакого смысла? Наверняка не имеют. Она любила щенков, воробушков, когда-то страшно любила крохотную и беспомощную черепашку, но детей не любила никогда. Особенно младенцев…
— Тинче, ты не спишь? — спросила мать.
— Нет, мама.
— Почему?
— Думаю, — ответила девушка.
— О чем же ты думаешь?
— Я думаю, действительно ли Офелия любила Гамлета? — ответила она немедленно.
— И к какому заключению ты пришла?
— По-моему, не любила, — заявила девушка. — В Джульетте я уверена, в Дездемоне — тоже. Но Офелия не любила Гамлета.
— Человек не может сойти с ума ни с того ни с сего.
— Как раз об этом я и думала. В сущности, из-за чего она сошла с ума? Из-за любви? Вряд ли. Я помню, как в фильме она, мертвая, плавала среди белых лилий. Неужели ты не обратила внимания? Офелия не покончила с собой, не отравилась, она просто вернулась туда, откуда пришла.
— По-твоему, выходит, что Офелия какая-то инфузория?
— Нет, мама, она тоже лилия. А у лилий нет настоящих корней, они плывут туда, куда их несет течение, ведь правда, мама?
— Да, — тихонько согласилась мать.
— Ты замечала, что никто не украшает себя лилиями? Берут розы, гвоздики, вообще живые, пахнущие цветы — только не лилии. Почему?
— У них нет стебля, моя девочка, — шутливо ответила мать.
— Вот именно, нет стебля. Один только цветок, прекрасный, но без всякого аромата. Вот и Офелия такая. Она не любила Гамлета, она просто не могла вынести потрясения.
Мать долго молчала в темноте.
— Интересно, откуда у тебя эти мысли?
— Из университета, конечно… Профессор Мирчев все время говорит только о Гамлете. А почему только о нем? По мнению профессора, в нем вся суть проблемы. И вовсе нет. Ведь Гамлет и Офелия — два лица одной и той же правды. Понимаешь, мама? Разум всегда находит способ бороться со злом. Каким бы оно ни было сильным. Но чувства бороться не могут, они просто умирают.
— Я никогда об этом не думала, — ответила мать. — Но, видимо, ты права. Может быть, именно для того Шекспир и создал Офелию.
Криста почувствовала, что по ее лицу снова потекли слезы. Не надо больше говорить, мать так хорошо знает ее голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144