Надо бы, наверное, позавтракать, хотя есть ему не хотелось. И он пошел в кухню, откуда не доносилось ни звука, потому что по воскресеньям Ангелина не приходила. Уже много лет Урумов не испытывал такого спокойствия и уверенности в себе.
Но к половине десятого он забеспокоился. Со своим старым, шедшим на пенсию шофером Урумов договорился, что в это утро тот отвезет их на водохранилище. Пробило без четверти десять, а его все не было. В десять академик понял, что шофер вообще не придет. А Мария могла появиться в любую секунду. И внезапно его охватила паника, больше чем паника — ужас, что это прекрасное утро будет безнадежно загублено. Нет, этого нельзя допустить, надо что-нибудь придумать. Но времени на раздумья не было, потому что Мария пришла ровно в десять — как будто на урок, очень будничная, даже словно бы деловая и куда-то спешащая. На ней была спортивного покроя юбка и желтая австрийская кофточка, которая ей очень шла. Видимо, и у нее настроение было хорошее — подойдя к окну, она с удовольствием окинула взглядом улицу.
— Погода сегодня будет прекрасная, — сказала она. — Весь день.
— Мне тоже так кажется, — ответил он, окончательно решившись.
Пока они спускались по лестнице, Урумов старался вспомнить, как заводится машина. А когда ему удалось сунуть ключ туда, куда нужно, пришлось вспоминать, как включаются скорости. Нет, нельзя слишком раздумывать, так непременно ошибешься. Действовать нужно по принципу Уэлча — по интуиции. Он, словно медиум, проделал все необходимые движения и ужасно удивился, когда машина медленно тронулась. Машина пошла, ну да, прекрасно пошла вперед.
Но, занятый всем этим, Урумов не заметил, что с тротуара пораженно, даже испуганно, на него смотрит женщина. Да и он показался ей не менее испуганным. Выкатив от напряжения глаза, академик крепко сжимал руль, словно это было единственное звено, которое еще связывало его с жизнью. Куда это они, с ума, что ли, сошли? Ну ладно, он сумасшедший, но она-то ведь вполне нормальная, как она могла позволить этому невменяемому обречь себя на верную смерть? Машина проехала мимо нее, женщина хотела было их окликнуть, но в последнюю секунду опомнилась. Это, конечно же, была Ангелина с букетом свежих цветов в руках. Она собралась на кладбище, но вспомнила, что надо взять у брата немного денег, чтобы привести в порядок могилу. Не дело, чтобы могила одной из Урумовых, пусть даже и бывшей Логофетовой, выглядела заброшенной.
В конце переулка Урумову нужно было повернуть направо по направлению движения, проехать по мосту и, повернув налево, выбираться к пловдивскому шоссе. Река разделяла бульвар на два проезда с односторонним движением. Урумов сразу повернул налево и, когда заметил ошибку, было уже поздно. Навстречу ему катил зеленый, как ящерица, открытый спортивный «фиат», сидевший за рулем молодой человек в белой водолазке правил прямо на него. Урумов успел просигналить, тот вытаращил глаза и повертел пальцем около виска. Академик свернул направо у первого же моста, затем влево и благополучно выбрался на нужную улицу. Руки его слегка дрожали от пережитого волнения, но вскоре ему удалось овладеть собой. Сегодняшний день принадлежит ему, сегодня с ним ничего не случится, даже если он возьмется вести самолет. Сначала ему казалось, что руль у него не совсем в порядке, все время тянет машину куда-то влево, но потом он понял, что ничто его не тянет, а просто он сам инстинктивно боится высокого парапета. На широком центральном шоссе это ощущение постепенно исчезло. Теперь он чувствовал себя вполне уверенно, машина неслась с бешеной скоростью — сорок километров в час.
— Все в порядке? — спросила наконец Мария.
Голос ее показался ему каким-то глуховатым и далеким, может быть, из-за шума мотора.
— Вполне! — ответил он, чувствуя, что горло у него слегка пересохло. — Летим к цели.
Вскоре они свернули на Самоковское шоссе. Ни он, ни она никогда еще не были на Искырском водохранилище. Но Урумов по крайней мере проезжал мимо на машине, а Мария его даже не видела. С каждым километром он чувствовал себя все увереннее. Повороты становились все более частыми и крутыми, ущелье все более узким, но это его не пугало. Беспокойная зеленая стрелка спидометра порой прыгала на шестидесяти километрах. Но даже при этой головокружительной скорости он умудрялся обменяться несколькими словами со своей соседкой.
— Вы как будто не очень любите ездить?
— Смотря куда, — ответила она. — Я и вправду нет слишком люблю новые города и новых людей. Может быть, я просто нелюбопытна.
— Да, женщины вообще не путешественницы, — согласился Урумов. — Если не соблазнятся Парижем и парижскими модами.
— Меня и моды не слишком интересуют.
— Но вид у вас вполне современный, — заметил он, объезжая свалившийся с кручи камень.
— Дело не в одежде, не она самое важное. Но я очень люблю, например, природу. Если только она не кишит людьми, люди все портят. Когда Криста была маленькой, я каждое воскресенье водила ее на Витошу. И зимой и летом. И она тоже научилась любить природу, может быть, больше меня.
— Вы и сейчас ходите?
— Теперь Кристе со мной скучно. А одна я не могу. Так что давно не ходила. Сегодня для меня просто праздник.
— И для меня, — сказал он.
Можно было и оставить при себе это дурацкое признание. На Марию он не смотрел, но ему показалось, что какая-то тень скользнула по ее лицу. И потому поторопился сказать:
— Я вообще питаю слабость к рекам и озерам. С самого детства «озеро» было для меня одним из самых красивых слов… Может быть, потому, что вокруг Софии нет озер.
— Да, действительно красивое слово, — кивнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144