— И отличный биохимик. Без него нам будет очень трудно…
— Но все же мы справимся, не так ли?
— С большим запозданием, главным образом потому, что у нас нет подходящей аппаратуры и никто нам ее не продаст… А я уже сказал вам, с чисто гуманной точки зрения…
— Да, да, гуманной, я вас понимаю… — пробормотал Спасов. — Но этого мы с вами решить не можем, вопросом будут заниматься другие… Я убежден, что они с вами согласятся… Хотя я на вашем бы месте…
Спасов сделал многозначительный жест.
— Выдоили бы коровку до последней капельки, так?
— Именно так! — кивнул Спасов и углубился в свои мысли, не слишком веселые, если судить по его лицу. — И знаете что? — проговорил он наконец.
Урумов, естественно, не знал, но Спасов не спешил с объяснением. Его гладкая, словно у девушки, шея слегка покраснела от напряжения.
— Придется восстановить вас в должности, — с трудом наконец проговорил он.
— Зачем?
— Ну все-таки непорядок, чтоб над вами, первым в науке, кто-то был начальником.
— Какой начальник? Аврамов и сейчас помогает мне в работе.
— И все же непорядок.
— А дам не приходит в голову, что мы без всякого повода нанесем человеку обиду? — сердито сказал академик.
— Но этого требуют высшие государственные интересы. Он нас поймет.
— В этом не будет необходимости! — решительно сказал Урумов. — Так что лучше выбросьте из головы эту нелепую мысль.
Увидев, что прямая атака не удалась, Спасов начал долгий обходной маневр. И, разумеется, безуспешно. Урумов остался непреклонным.
Наконец академику удалось отделаться от докучливого собеседника, который совсем забыл об иностранных делегациях и пил уже вторую чашку кофе. Дома он еще раз просмотрел материалы Йельского симпозиума. Уитлоу, несомненно, оказался там в одиночестве и теперь искал союзников. И не случайно, что он их искал за рубежом, — в своей стране у него, похоже, совершенно не было единомышленников. Часов в семь опять пришел Сашо — узнать новости, разумеется. То, что ему рассказал академик, вполне его удовлетворило.
— Все бездарные люди хитры, — заявил он. — И все хитрецы бездарны. Это абсолютная, железная зависимость. Встретится тебе хитрец — беги, никакого толку от него не будет.
— На что ты намекаешь? — не понял академик.
— Да вот на эту плоскую и жалкую хитрость — снова сделать тебя директором.
— Мне и в самом деле непонятно, почему он так этого добивался.
— Ясно почему… Сейчас вся эта история станет достоянием гласности. И гласности весьма для них неприятной. Представь себе, что скажут наверху, когда узнают, что Спасов снял тебя с должности чуть ли не потому, что ты с ней не оправлялся… А ученый с мировым именем и нобелевский лауреат безоговорочно признает твое превосходство.
Урумов и сам догадывался, что так оно и есть на самом деле. И все же этот негодник вызывал у него какое-то сочувствие, почти сострадание.
— Спасов не такой уж плохой человек, — нехотя проговорил он. — Он не завистник, не бессердечен, злонамеренности в нем тоже нет. И почему он, математик, обязан разбираться в биологии?
— Должность его обязывает! — нервно ответил Сашо. — А невежество делает его беспомощным. По-моему, этот Спасов — просто-напросто воспитанная, любезная и в самом деле добронамеренная бездарность.
— Да ты ведь его и в глаза не видел! — недовольно сказал академик.
— И дай бог, чтоб судьба никогда меня с ним не сталкивала! — с досадой ответил Сашо.
— Да, но она наверняка вас столкнет. И ты будешь ему очень любезно улыбаться.
— Тем хуже и для меня, и для судьбы!
— Не стоит сегодня портить себе настроение пустыми разговорами, — сказал Урумов. — Поделюсь с тобой одной простой истиной, мой мальчик. Никогда не спорь и не воюй с бездарью… Иначе ты сам окажешься на том же уровне.
— Это не совсем так! — хмуро возразил юноша.
— К сожалению, именно так… Они необычайно энергичны, когда защищают своя интересы. И очень изобретательны в контрударах. Так что ты окажешься втянутым в партизанскую войну, которая непременно тебя погубит!
— Ты же видел, как я воюю! — ответил Сашо. — Их же методами!
— Давай оставим этот неприятный разговор! — первым предложил академик. — И пойдем куда-нибудь поужинаем.
— Что ж, пойдем, — согласился Сашо, почувствовав, что сердце у него слегка сжалось.
Сегодня вечером у него не было свидания с Кристой, и не по его вине. И раньше случалось, что они не могли заранее договориться, но в любом случае находили друг друга па своей вечерней явке — в кондитерской. Сашо был уверен, что сегодня вечером Криста тоже будет там. Но не был уверен, надо ли идти туда ему самому. Вчера он вел себя, как порядочный человек, сказал ей все, что должен сказать в таких случаях серьезный мужчина. Конечно, он не прыгал от радости. Но ведь и она сама как будто не испытывала особого восторга. Чего она от него еще хочет? Разве дело вот так, не говоря ни слова, ускользать из-под самого его носа. Пусть хоть один вечер посидит на свободе, да немного подумает — кто и в чем виноват.
И он пошел с дядей. Пока они шагали по темным улицам, на сердце у него все еще было тяжело. Оба молчали. Дядя, конечно, прав. Сам он никогда не унижался до того, чтобы спорить или воевать с ничтожными людьми. И, вероятно, поэтому сумел себя сохранить. В конце концов еще Христос сказал: «Оставьте мертвых погребать своих мертвецов». Живые должны дружить с живыми. Пусть-ка эта мартышка проведет без него один вечер и узнает, насколько это приятно. В конце концов клин клином вышибают — другого выхода нет.
А в это время Криста действительно ждала его в кондитерской, бледная, потому что курила одну сигарету за другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144