Издалека на телегах и «Москвичах» приезжают приглашать их на погребения. Слышали бы вы, товарищ Димов, как они умеют выть и какие жалостливые причитания разводят. Одна целое село заставит расплакаться, честное слово. А представляете, что тут будет, когда соберутся ну самое меньшее двадцать плакальщиц. Паргов вернется измученный, честное слово…
— Ну, потом ведь хорошо закусят!
— Это верно, — отозвался Пырван.
От Гулеша до Войникова — рукой подать. Едва они выехали из одного села, как уже началось другое. Димов впервые увидел, насколько разными могут быть соседние села. Прежде всего, дворы тут были гораздо просторнее, в глубине каждого из них стоял небольшой невзрачный домик. Через поломанные заборы перелетали куры, поросята прыгали прямо перед машиной. И было на улице очень много детей, все маленькие и русоволосые, По сравнению с Войниковом площадь здесь шире, ее украшают два новых современных здания. Кафе тут не было, но зато сразу две пивные. Та, что поменьше, почти пустовала, лишь несколько стариков пенсионеров дремали по разным углам над рюмкой ментовки. Вторая походила на ресторан с двумя отделениями. Первое помещение было совсем пустым, столы покрыты чистыми накрахмаленными скатертями. А во втором — полно посетителей, с ожесточением играющих в карты. Появление Пырвана испугало их. Разговоры на миг прекратились, карты замерли в руках. Пырван поспешил удалиться.
— Тебя тут все знают? — спросил Димов.
— Что поделаешь, ведь это не София.
— На деньги играют?
— На деньги… Но поймать трудно, расплачиваются только на улице, с глазу на глаз. Вообще надо сказать, гулешане — картежники высокого класса, издавна славятся этим.
Главная улица была очень оживленной. Село являлось центром объединенного хозяйства, тут находились ремонтные мастерские, бухгалтерия, гаражи, службы и канцелярии. Кроме того, маслобойная фабрика и фабрика по производству тахан-халвы. Судя по всему, село богатое.
— С давних пор гулешане, — продолжал Пырван, — считаются предприимчивыми людьми.
Мой дед рассказывал, что в старые времена здешние мастера и лошадей подковывали, и телеги чинили. Все караваны, которые шли из Сербии и Македонии, останавливались здесь. Потом, после того как тут прошла граница, работы поубавилось, ремесленники остались с пустыми руками. И тогда они отправились на отхожий промысел. Эта привычка осталась у них и до сих пор, они все думают, что в другом месте больше денег заработают. Или что женщины там красивее, кто их знает… В сущности, так оно и есть, женщины тут худые и усатые, а уж раз увидишь женщину с усами,знай, что она проклята.
— Ну, жизненного опыта у тебя хоть— отбавляй, — полушутя-полусерьезно отозвался Димов.
— Так ведь это же мой район, я должен знать людей. И прямо вам скажу, мы привыкли тут к неприятностям. Вороватые они, как сороки, да и воруют как-то из любви к искусству. Им важно украсть, а пригодится это или нет — о том не думают.
И на кражу не жалуются. Да и наука здесь не в почете — село большое, а высшее образование мало у кого. Знаете, товарищ Димов, что такое гулеш?
— Даже и не слышал…
— Это такая рыбка, которую никто не ест. Маленькая, твердая, как корень, и к тому же колючая. Даже не плавает, как другие, а лежит в песке в зарослях у берега. И кто ее знает, ест ли она вообще что-нибудь. До сих пор мне никогда гулеш на удочку не попадался. Вот уж только не знаю, то ли рыба в честь села названа, то ли оно в честь рыбы. Надо спросить отца или лучше деда. От деда я слышал такой наказ: «Будешь жениться, сынок, смотри, чтоб только не из Гулеша была… Ведь они кривоногие, как паучихи, и злые, как осы». Что я — сумасшедший, чтобы жениться на гулешанке?
— Ну, ты, не очень-то зарекайся, — улыбнулся Димов. — Не бросай вызова судьбе.
— Да не слушайте его, товарищ капитан, — внезапно вмешался шофер. — Наши женщины — огонь, правду вам говорю. Мужчины, верно, немножко разбойники, но женщины — огонь, любая сколько хочешь детей нарожает. И десятерых родит, а все останется стройной, как девушка. Видел ты в нашем селе толстую женщину? — обернулся он к Пырвану.
— Верно, я и забыл, что ты гулешанин, — смущенно пробормотал Пырван.
— А ваша родит одного и сразу на свиную колбасу похожа, — добавил шофер.
— Ну, свиная колбаса не хуже вяленой козлятины, — ехидно заметил Пырван.
Между ними началась яростная перепалка. Единственная польза от всего этого разговора была в том, что они и не заметили, как добрались до города. В участок новых сведений не поступало, и Димов снова раскрыл записную книжку Евтима Дыбева. В последние дни расходы его были совсем мелкие. Одна только более или менее крупная сумма — «З лева за вел. Ян.». Это, наверное, означало «за велосипед Янко». Для мелкого ремонта — вполне нормальная сумма, неясно лишь, почему он заплатил деньги, раз велосипед еще не готов. Может, это залог? Но залог за ремонт такой дорогой вещи, как велосипед, не берут. На всякий случай надо проверить. В конце концов, «Ян» из тех людей, которые знали, что Дыбев будет возвращаться без велосипеда.
Стали подходить сотрудники. Они доложили Димову о том, что видели и слышали, поделились своими предположениями. Последним вернулся Паргов, страшно усталый, но в хорошем настроении, которое не смогли испортить даже знаменитые гулешанские плакальщицы.
— Следует исключить какие-либо причины любовного характера, — начал он свой доклад. — Жена его Рада — настоящая болгарка, здоровая, спокойная, разумная, верная. Она хоть и была убита горем, но держалась твердо, разрыдалась только тогда, когда гроб опустили в могилу… Люди просто недоумевают, как это именно с ним могло случиться такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55