Мой друг беспомощно развел руками. Он сказал:
– Что ж, ты, пожалуй, прав.
Вот так он всегда! Его добродушие подействовало на меня обезоруживающе. Я принял равнодушный вид и спросил:
– Что ты думаешь о нашей новой коллеге? Майк недолго раздумывал.
– Она очень высокая, – отвечал он, – в ней больше семи футов.
Я насмешливо покосился на него.
– Ты что, снимал с нее мерку? Брови у Майка полезли наверх.
– А ты, собственно, чего раскудахтался? – спросил он. – Тебе она нравится?
– При чем здесь «нравится»? – спохватился я. – Просто это глупо: как только человек немного другой, мы смотрим на него как на какое-то чудо!
И опять Майк согласился:
– Ты прав, Коротыш, это так. – И он молча направился к двери. У порога обернулся. – А все-таки она чертовски высокая!
На следующее утро я приехал на службу раньше. Я так нередко поступаю, когда погода ясная и безоблачная; в такие утра приятно, сидя у окна, наблюдать бодрое шевеление выспавшегося города. Но сегодня, вместо того чтобы пройти прямо к себе, я сделал небольшой крюк и очутился у офиса Дорис.
Она сидела у себя за столом, боком к двери, и смотрела в окно. Услышав шаги, она едва повернула голову и окинула меня невидящим взглядом.
– Доброе утро! – Я постарался выговорить приветствие возможно дружелюбней. – Надеюсь, я не помешал?
– Нет, ничего… Вы сегодня раньше приехали…
Я сделал несколько шагов в ее направлении и, удивленный, остановился: в глазах у девушки стояли слезы.
– Что с вами? – спросил я.
– Ничего… Почему вы спрашиваете? Я медленно опустился в кресло.
– Вас что-то гложет… – неуверенно начал я, плохо себе представляя – как развернется этот неожиданный разговор.
Не глядя на меня, Дорис поднялась и, пройдя к окну, остановилась спиной ко мне. Теперь я ясно, как никогда еще, увидел всю ее целиком, стройную и высокую, застывшую на светлом фоне как темная статуя.
Усилием воли я отогнал от себя волнующее видение. Я сказал:
– Я вас давно наблюдаю и отлично понимаю – что вас мучит.
Дорис резко обернулась: в глазах у нее мелькнули вызов и испуг.
– Что вы понимаете?… О чем вы?
– Я знаю, что вы одиноки и несчастны. Вот и сейчас, глядя на вас, я поражаюсь капризу судьбы, которая не дала вам и доли того, на что вы вправе рассчитывать…
По мере того как я говорил, я все яснее испытывал незнакомое волнение. Я чувствовал, что мои мысли отливаются в какие-то новые жесткие формы, а слова попадают в цель, как метко брошенные камни.
– … Вы не похожи на них, – продолжал я, – а этого люди не прощают. Примите это как неизбежное, ответьте равнодушием, не бойтесь своей исключительности! Ведь, право же, лучше застыть чудесным изваянием, чем вечно ощущать свою зависимость от толпы.
Я еще не сказал главного, но и того, что у меня вырвалось, оказалось более чем достаточно. Удивление, боль, возмущение – все это, как в сложном калейдоскопе, отразилось на лице у моей слушательницы. На момент она приподняла руки – то ли останавливая меня, то ли защищаясь.
– Что вы говорите… Зачем вы… Не нужно! – только и могла выговорить она, но тут же спохватилась и прибавила: – Оставьте меня, сию минуту! Я не хочу вас видеть!
Я встал. Я чувствовал, что семя брошено на благодатную почву. Уже в дверях я обернулся.
– Разговор наш еще не окончен, и я надеюсь… – начал было я.
– Уходите, пожалуйста! – В голосе Дорис теперь прозвучала мольба.
Только очутившись в коридоре, я понял, чего мне стоила эта маленькая «победа». В висках стучало, ноги подгибались, глаза были притянуты вниз тяжелым балластом. Я шел, накрытый стеклянным колпаком, прочно отделенный от остального мира.
Хорошо, что в мой офис смотрело солнце. Стоя у окна, я вскоре почувствовал, как колпак оттаивает. Вот уж могу управлять руками, и вовремя, потому что не буду же я стоять здесь вечность! Я уселся за стол и стал вынимать из ящиков рабочие папки.


***

Часам к десяти заскочил Джо. Подойдя ко мне, он хитро подмигнул:
– Видите, я был прав…
Я недоумевающе посмотрел на него, а он продолжал:
– Помните, я говорил, что к нам назначат нового начальника?
– Помню, и что же?
– А то, что так оно и вышло.
– Эд Хубер?
– Он самый. Сегодня объявят официально.
Я не успел спросить, откуда у него эти сведения, потому что в тот же момент Джо выскочил и понесся дальше.
Он и на этот раз не ошибся. К двум часам наш отдел был созван на митинг.
Я всегда скучаю на таких людных встречах. Не могу понять, зачем так много говорят там, где и без разговоров все запутано. Ведь если начальник хорош, то зачем его тревожить! А если негоден, зачем уверять, что перевод – повышение?
Из последних сил я держал глаза открытыми, когда нам представляли нового «босса». Ничего особенного в нем нет. Зато он прочно прикреплен к земле; все в нем смотрит вниз: и подбородок, и губы, и нос, свисающие брови, заостренная прядь волос. Я уверен, что и пальцы у него на ногах согнуты крючками вниз.
Он еще молод – года на три старше меня, но это не прибавляет ему искренности; он смотрит исподлобья, и взгляд у него неприятный. Рост – шесть футов восемь инчей, то есть такой, при каком у мужчины развиваются лицемерные качества: при начальстве сутулится, а с остальными высокомерен.
Казалось бы, тема никчемная, но эти соображения испортили мне настроение. Я вернулся к себе расстроенный. На столе лежала записка: звонила миссис Беркли! Я улыбнулся: как это я сам не подумал? Ведь именно сейчас мне нужно было услышать живой человеческий голос.
Я набрал знакомый номер. Мне стало хорошо, и образ Салли, тихий и ясный, закрыл все остальное. Наконец она отозвалась:
– Это ты, Алекс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68