— Мужской разговор, — сказал я. — Без посторонних.
Алла встала с бревна и отошла в сторонку. Анжелика пожала плечами и тоже отошла. Я повернулся навстречу отцу и стал улыбаться. Я улыбаюсь всегда, когда вижу знакомых. Знаю, что это глупо, и улыбаюсь. Ничего не могу поделать с собой. Рот сам по себе открывается, губы ползут к ушам. Отец остановился напротив меня. Он не улыбался. Вид у него, надо прямо сказать, неважнецкий: глаза усталые, на коричневых щеках — жесткая рыжеватая щетина. Большой малец на правой руке обмотан бинтом. Концы бинта завязаны бантиком.
— Вот где ты, сукин сын, окопался, — сказал отец.
— Садись, — кивнул я на бревно.
Отец сел. Я вытер руки о штаны и присел рядом. Напротив, близ каменной ограды, стоял молодой тополь. Вершину его срезало осколком. На тонких ветках еще держались листья. На нижней обломанной ветке криво висела ржавая каска. Дождь наполнил ее водой.
— Рассказывай, — сказал отец. Он смотрел на тополь. Глаза его прищурились, и лицо немного подобрело.
— Поступлю в техникум, — сказал я. — У них недобор.
— Не надейся — просить за тебя не буду.
Это я знал. Отец за меня просить не будет. Мать его всю жизнь ругала за то, что он никогда ничего для дома, для себя не сделает. И если в чем другом отец уступал, то в этом был непоколебим.
— Кто хорошо работает на строительстве, — сказал я, — того примут и без семилетки… Я узнавал.
— Не валяй дурака, — сказал отец. — «Примут»… Если даже и примут — сбежишь. Уж я-то тебя, оболтуса, знаю!
Я покосился на девчонок: не слышат? Девчонки присели возле лужи и мыли свою обувь.. На резиновых ботах Аллы засверкали два зайчика.
— Сорвался с учебы… — продолжал отец. — Бездельник!
— Я работаю, — сказал я. — Каждый день по восемь часов.
— О матери подумал? Уехал — слова не сказал. И здесь как в воду канул.
— Некогда было, — сказал я. — Работы по горло.
— Дал бы тебе по шее, — сказал отец, — да неудобно… Вроде не маленький. Вон на девчонок поглядываешь.
— Это рабочая сила, — сказал я. — Ждут.
Мы с отцом еще немного поговорили, и он ушел. Ему тоже нужно работать. Он велел мне вечером зайти к нему. В общем, грозу пронесло стороной. Правильно, что я сразу не пошел к отцу, — отправил бы в Куженкино. А теперь я рабочий человек. У меня продуктовые карточки и место в общежитии. И еще, Швейк говорил, стипендия полагается.
— Ужас какой высокий! — сказала Анжелика. — Родственник?
— Отец, — сказал я.
— Ты совсем не похож на него, — сказала Алла.
— Ты очень маленький, — прибавила Анжелика.
— Ты никогда таким не вырастешь, — сказала Алла.
— Где ему… — хихикнула Тумба.
Я на этот раз тоже постарался: четыре камня положил на носилки и сверху мусором закидал.
Две недели убирали мы с территории мусор, камни, землю, обломки кирпича. От железного лома и лопаты у меня на руках затвердели серые мозоли. Девчонки были хитрые, они работали в брезентовых рукавицах. А я так и не удосужился получить их в кладовой. Весь мусор закопали в ямы, сровняли с землей. Территория стала чистой, приятно посмотреть. Прораб строительства, демобилизованный офицер со смешной фамилией Живчик, похвалил нас.
— Ударники, — сказал он. — Я про вас в стенгазету напишу.
В газету он, конечно, не написал, но все равно было приятно. Бригада наша распалась: меня Живчик направил разнорабочим на бетономешалку, девчонок — на леса, подавать каменщикам кирпич и раствор. Я привык к своим девчонкам, даже с Анжеликой было жаль расставаться. Об Алле и говорить нечего. Но с Живчиком спорить не приходилось, куда поставит — там и будешь работать. Машинист бетономешалки велел мне цемент засыпать в бункер. Ну и машина эта бетономешалка! Она грохотала как сумасшедшая. В бункер непрерывно сыпали цемент, песок, гравий, разбавляли водой. Все это поглощалось смесительным барабаном мгновенно. Бетономешалка рычала и требовала жратвы. Я заметался, с ведром к бетономешалке и обратно к колонке за водой. Зеленый пот катился по моим щекам. А машина, разинув ненасытную пасть, ревела, грохотала.
Выручил меня из этого пыльного зеленого ада Швейк.
— Бобцова вызывает начальство! — крикнул он в ухо машинисту.
Бетономешалка остановилась.
— Замену давайте, — сказал машинист.
Швейк на минуту отлучился и вернулся с невысоким парнишкой в охотничьих сапогах. Он привел его, как малолетку, за руку.
— Будешь здесь работать, — сказал ему Швейк. — Распоряжение руководства.
— Я не знаю… — начал было возражать парнишка.
Но Швейк сурово оборвал его:
— Все узнаешь… Иван Дементьевич разъяснит.
Бетономешалка загрохотала, и парнишка в высоких сапогах забегал с ведром по проторенной мною дорожке.
— Хочешь со мной работать? — спросил Швейк, когда мы отошли на почтительное расстояние.
— Грузчиком?
— Помощником экспедитора, — сказал Швейк. — Экспедитор — это я.
Я посмотрел на леса. Увидел знакомую гибкую фигурку. Алла согнулась над ящиком и щепкой размешивала раствор. Рядом с ней стоял каменщик в длинном фартуке. Он работал играючи. Мастерски поддевал раствор из ящика, небрежно швырял на цоколь стены и шлепал туда кирпичи, которые подавала ему Анжелика.
— Каменщиком хорошо, — сказал я.
Швейк посмотрел на леса, ухмыльнулся:
— Каменщиком?
— Ну да, — сказал я.
— Уж лучше — трубадуром…
— Кем?
— Или барабанщиком… Герка, который приходил сюда к Алке, в оркестре на барабане бацает.
— Зачем я тебе понадобился? — спросил я.
— Не расстраивайся, Алке наплевать на барабанщика.
— Какое начальство меня вызывает?
— Я теперь твое начальство, — ухмыльнулся Швейк. — Колено для печки будем делать. Забыл?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78