), то я наймусь к нему прорабом строительства и поселюсь в одном из этих домов…Архипов пришел ко мне на третий день после выхода на работу. Он заходил и раньше, но пока мы не заговаривали о новшествах, которые произошли в его отсутствие, а сейчас он пришел для серьезного разговора. Это было видно по его лицу. Пригладив пальцами светлые усики, он задумчиво посмотрел на меня. И в глазах у него помнилось какое-то странное выражение. Так смотрят на человека, которого либо впервые видят, либо… прощаются с ним.— Вы все-таки пошли на это? — после продолжительной паузы сказал Валентин Спиридонович.— Как видите, — ответил я, закурив.— Вы отчаянный человек, Максим Константинович, — спокойно продолжал Архипов. — Решиться на такое… — Он внимательно посмотрел на меня и усмехнулся. — Вы, конечно, не случайно предложили мне пойти в отпуск?Я промолчал.— Вы могли бы этого и не делать. Мешать бы я вам не стал. Вы директор завода и вправе поступать как находите нужным.— Как отдохнули? — спросил я и, не дождавшись ответа, встал с кресла и подошел к окну.— Мы с женой вполне довольны отпуском.— Наверное, все столичные премьеры сезона посмотрели?— Да, в театрах мы бывали, — сдержанно ответил Валентин Спиридонович.— В следующую субботу в нашем театре тоже премьера. Кажется, «Не в свои сани не садись». Чудесное название, не правда ли?— У Островского все названия не в бровь, а в глаз, — невинно глядя на меня, заметил Архипов.— В этом году, я слышал, они еще хотят поставить одну пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты»? — посмеиваясь про себя, сказал я.— Не слышал, — улыбнулся Архипов.— Как Валерия Григорьевна себя чувствует? — поинтересовался я.— Спасибо, хорошо…Я вкратце рассказал Валентину Сппридоновичу обо всем, что мы тут сделали. Он ни разу не перебил меня, и вообще на его непроницаемом лице ничего не отразилось, будто мы продолжали беседовать о театре.— Когда все это всплывет наружу, коллектив вас не поддержит, — вынес он свой приговор. — Люди привыкли получать премиальные, а вы их теперь надолго лишите этой манны. И не думаю, чтобы даже во имя хорошей идеи они согласились подтянуть пояса потуже, тем более что недовыполнение плана выпуска готовой продукции произойдет отнюдь не по их вине.— А как вы относитесь к этому?— Извините?— Я говорю, как вы посмотрите на то, что я вас премии лишу?— Речь не обо мне, — ответил Архипов.— Теперь поздно что-либо изменить, — сказал я. — Как говорится — пан или пропал!— Я вас предупреждал…— Я помню, — перебил я его.— Мне очень жаль, что…— У вас еще будет время мне посочувствовать, — снова перебил я.— Странно… — произнес Валентин Спиридонович.— Вы что-то хотели сказать?— Я никак не могу понять вас, Максим Константинович… Вы сознательно пошли на совершенно безнадежное дело. И вы сами это отлично понимаете. Вы, молодой, энергичный директор, в самом начале карьеры поставили все свое будущее на карту, которая, по моему мнению, окажется проигрышной. Ведь перед вами открывались такие перспективы: завод, управление, министерство! Вы знаете, как сейчас ценят у нас энергичных молодых руководителей. И вот вы, не проработав и полгода, сознательно все это перечеркнули… Когда вы мне неожиданно предложили пойти в отпуск, я понял, что вы решили идти ва-банк…— Вы, по-видимому, заядлый преферансист? — спросил я.— С чего вы взяли? — удивился Архипов.— А я думал, вы в карты играете, — усмехнулся я.— Вам неприятно все это слушать?— Скучно, — признался я. — И мне искренне жаль, что вы не играете в карты.— При чем тут карты? — В его голосе послышалось раздражение. Все-таки я его пронял!— Я бы с удовольствием с вами сразился, — не мог остановиться я.Когда Валентин Спиридонович поднялся, я отошел от окна и остановился перед ним. Наши глаза встретились.— У меня к вам единственная просьба: не вставляйте мне палки в колеса, — сказал я. — У меня нет сомнений в моей правоте, и пусть события развертываются, как им предназначено. Я знаю, вы на днях поедете в Москву — прошу вас никому ни слова! Мне еще нужно два месяца! Понимаете, всего два месяца!— Я не разделяю вашего энтузиазма, но, как я уже заявил, мешать не собираюсь. Да и уже, честно говоря, поздно.— Я рад, что вы это поняли, — сказал я. — У каждого человека в жизни бывает такой переломный момент, когда ему приходится самому себе задать вопрос: «Правильно ли ты живешь? И все ли ты делаешь от тебя зависящее, чтобы прямо идти по выбранному тобою пути?» Если бы я продолжал выпускать эти коробки, я не смог бы положительно ответить на этот очень важный для меня вопрос.— А остальные, кто не разделяет ваших взглядов, выходит, неправильно живут?— Зачем так примитивно? — поморщился я. — Понимать могут многие, но изменить что-либо в данном случае никто, кроме меня, не смог бы… Теперь вы, надеюсь, поняли, почему я пошел на это?— Я постараюсь понять, — улыбнулся Архипов и вышел из кабинета. 4 У гастронома я попросил Петю остановиться. Купил бутылку вина, сыра, колбасы и вышел из магазина. Был теплый весенний день. Солнце жарко сверкало в витрине гастронома, нежно золотило почерневшие голые ветви лип и тополей. Уже вспухли почки. Взглянув на них, я попытался вспомнить терпкий запах новорожденного листа. На тротуарах толпы прохожих. Многие по привычке все еще носили зимние пальто и шапки. Изредка мелькали обнаженные головы юношей и девушек, для которых весна уже наступила.Со свертком под мышкой я направился к машине и нечаянно задел плечом невысокого худощавого человека в светлой мохнатой кепке. Мы одновременно извинились и разошлись, но, сделав несколько шагов, я остановился и оглянулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129