Уткнувшись взглядом в корявый ствол старой липы, разломившей чугунную решетку с острыми зубьями пополам, Ратмир начинает во всех подробностях вспоминать свой сегодняшний разговор с отцом.
— Дай мне, пожалуйста, до утра твои часы?
— Ночью время удивительно медленно тянется… особенно на кладбище, — невозмутимо сказал отец и извлек из кармашка брюк тяжелый хронометр с множеством больших и маленьких стрелок. Часы отец получил в подарок от начальника дороги и очень дорожил ими. На задней крышке была выгравирована надпись: «За героический поступок Денисову Леонтию Ивановичу». Это когда отец столкнул с путей тяжеленную тележку со шпалами и предотвратил крушение поезда.
— На кладбище? — вытаращил на него глаза Ратмир. Эта редкостная способность отца угадывать мысли всегда поражала его, Отцу ничего не стоило узнать, что в школе у сына произошли неприятности или что в дневнике появилась двойка; не нужно было говорить ему: мол, так и так, учительница вызывает его в школу, — он сам догадывался. Правда, как-то мать сказала, что Ратмир совершенно не умеет скрывать свои чувства: у него всегда все на лице написано. Наверное, отец умел по лицу читать его мысли.
— Быть трусом — самое последнее дело, ратоборец, — глядя поверх его головы, раздумчиво сказал отец. — Но все зависит от человека: сумеет однажды побороть в себе страх — больше никогда не будет бояться. По себе знаю.
— Ты тоже… боялся? — изумился Ратмир. Он считал, что его отец — самый смелый человек на свете.
— Еще как! — улыбнулся отец. — Я боялся покойников, нечистой силы, колдунов, даже грома с молнией… А от нашего петуха — он пребольно клевался! — я бегал по двору как заяц!
— Я вернусь домой, когда полуночный петух прокукарекает, — улыбнулся Ратмир. Узнав, что отец тоже когда-то боялся покойников, он почувствовал себя увереннее.
— Часы не потеряй, Алеша Попович! — сказал отец, вручая ему увесистый, как камень, хронометр.
— Их не потеряешь, — сказал Ратмир, взвешивая часы на ладони.
Чтобы мать ничего не заметила, Ратмир в одежде ровно в десять вечера забрался под одеяло, а через полчаса потихоньку выскользнул из дому. Тонька и Володька уже ждали его в парке у дороги.
— Что это тебе взбрело? — спросил Володька, протягивая пучок тоненьких морковок. От нечего делать он забрался в чужой огород по соседству и натягал ранней моркови.
Тонька тоже хрустела морковкой. Поверх платья она набросила на себя материнскую шерстяную кофту, свисающую до колен, на ногах синие резиновые тапочки. Ратмир пожалел, что не захватил куртку: ночь, судя по всему, опять будет прохладной.
— Если я вернусь раньше чем через час, то отдам тебе перочинный ножик, — пообещал Ратмир приятелю. Очень уж вид у Володьки был понурый, — чего доброго, откажется идти на кладбище, а тогда и Тонька не пойдет. Ратмиру же нужны были свидетели.
Услышав про ножик, Грошев повеселел. Швырнул в траву оставшуюся морковь и вытер руки о штаны.
— Мелочь, — пренебрежительно заметил он. — Может, слазить к Новожиловым? У них вроде морковка побольше?
— Скорее бы яблоки поспевали, — вздохнула Тонька. — У Новожиловых белый апорт. Как мед! В прошлом году…
— Хватит о жратве, — оборвал Ратмир. — Скоро одиннадцать!
— Ты и десяти минут не высидишь там, — усмехнулся Володька. — Ножик с собой захватил?
— Пошли, — сказал Ратмир.
И вот он сидит у свежей могилы брата, на ней — венок с завядшими цветами, а в кармане лениво отстукивает неторопливое время отцовский хронометр. Не стоит его вытаскивать, только расстроишься: самое большое прошло пятнадцать минут. Осталось сорок пять. Никогда еще время не тянулось так мучительно медленно, как здесь, ночью на кладбище. Казалось, оно вообще остановилось: не вращается земля, не падают с неба звезды, а луна, напоровшись на острый сук клена, прекратила свое вечное движение и замерла на одном месте. Может, отцовские часы тоже остановились? А что это за странный монотонный звук: кап, кап, кап?..
Опять спину продрало ознобом. Звуки доносятся из склепа. Скосив глаза, он увидел черный прямоугольник сорванной с петель двери, неестественно высокий пучок облитой серебристым светом травы и… гигантскую фигуру, навалившуюся на кладбищенскую ограду. Глаза фигуры зловеще светились, а рот был оскален.
Ратмир не помнил, как вскочил на ноги и шарахнулся в сторону. Налетев на соседнюю могилу, упал и, перевернувшись через голову, пополз меж могил к церкви. Спина напряглась и помертвела; казалось, вот-вот кто-то страшный и злобный вцепится зубами в шею… Опомнился возле кладбищенской каменной стены: холодное чужое лицо и мокрые от росы руки, слышно, как с одежды тихо осыпаются песчинки. Луна наконец вырвалась на свободу, и на кладбише стало светлее. Купол церкви с позолоченным крестом тускло засиял, какие-то тени засуетились в звоннице, деревья замахали ветвями, заскрипели. Он машинально сунул руку в карман и обомлел: хронометра там не было! Забыв про все на свете, он стал лихорадочно хлопать себя по карманам, потом вывернул их наизнанку, хотя и так было ясно, что часов там нет. Круто повернувшись на месте, бросился к могиле брата н оттуда снова проделал весь путь до кладбищенской ограды, но хронометра не нашел. Вернувшись к могиле, уселся на прежнее место и стал все в подробностях восстанавливать в памяти: что же произошло? Не чувствуя страха, подошел к склепу и чуть не рассмеялся: над чугунной оградой изогнулся ствол березы, на одной из голых веток висело раскрашенное детское ведерко. Лунный свет придал ему вид головы с горящими глазами. А Ратмир принял все это за человеческую фигуру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57