В кузове катались крутые яйца и подпрыгивал круглый, испеченный на поду домашний хлебец.
Валерка приотстал. Он подбирал с дороги сухие еловые шишки и швырял в кошку, которая зачем-то увязалась за ними. Услышав шипящий свист шишки, Белка прижималась к земле и, сузив глаза, следила за ее полетом. Шишка зарывалась в пыль, а Белка, фыркнув, отпрыгивала в сторону, но назад поворачивать не собиралась.
— И что ты такой за баловень! — остановилась бабушка. — Отвяжись, говорю, от кошки… Пущай себе идет! — Старушка домиком натянула платок на глаза, чтобы не слепило солнце, расправила на плечах скрутившиеся в жгут лямки кузова и двинулась дальше.
— Бабушка, а почему Белка ходит за тобой? — спросил Валерка, забегая сбоку. — Ведь она не собака.
— Кто ж ее знает. Стало быть, любит меня. Принесли-то мне ее махонькой, еще молоко сама не лакала. Мальчишки, такие же, как ты, озорники, матку-то ее, кошку, взяли да в колодец шасть! Ну, а котята остались. Выкормила я одного. Хороший, пушистый вырос, а уж привязался ко мне! Блудить ни-ни. Останется на столе молоко — не притронется. Прошлой весной перед пасхой собралась я в Синёво, к Абрамовым, за медом… Хороший у них медок! Смотрю, Белка бежит за мной. Думаю, притомится, повернет домой. Куда там! Так восемь верст до Синёва и отмахала со мной… Переночевала я, а утром ранехонько домой. Кошка-то у меня из головы вон. Знать, думаю, осталась на печке. Прошла уж, почитай, версты с четыре. Присела отдохнуть, глядь: Белка! Легла у ног, бока так и ходят ходуном, а сама мурлычет и мордой трется о руки…
Валерка оглянулся. Белка деловито бежала по обочине дороги. Вот круто свернула в сторону и исчезла в придорожных кустах. Выпорхнула стайка лесных воробьев. А Белки нет. Показалась она совсем в другом месте. И в зубах — маленькая полевая мышь.
Валерка разжал ладонь — и в мягкую пыль беззвучно упала шишка.
Из густых зарослей ивняка, прыгая по мшистым валунам, разбежался прыткий ручеек, который почему-то называли Черной речкой. Вода в ручейке была совсем не черной, а прозрачной, с зеленым отливом. И в ней вверх ногами дрожал, ломался сосновый бор. Он начинался сразу за жиденьким мостом из тонких березовых жердей, связанных лыком. Повеяло прохладой. Запахло смолой, прелыми листьями, мохом и грибами. Высокие макушки деревьев тихо покачивались, поскрипывали.
Свернули в сторону с дороги, прямо на солнечные блики, разбросанные на усыпанном желтыми иголками мохе. Чем дальше в бор, тем сумрачнее, бликов меньше. Седой, хрупкий мох, хрустевший под ногами, становился все мягче и принимал зеленоватый оттенок. К сухим сосновым иголкам прибавились прошлогодние порыжевшие листья, а над головой рядом с тихими соснами шумно зашелестели осины и березы.
Белка идет не позади, а рядом. Ступает лапами осторожно и часто оглядывается на бабушку, которая уверенно ведет в глубь бора, туда, откуда остро тянет болотной гнилью. На пути попадаются пышные шапки перевернутого грибниками моха. В черном перегное белеют свежим срезом толстые корни.
Валерка чувствует знакомое волнение. Где-то тут в лесу стоит первый белый гриб! Валеркин гриб! Но найти первый белый гриб не так-то просто! Вон желтеют под толстой осиной лисички. Их много. Прижавшись плотно друг к другу, они выстроились на крошечной полянке в два ряда, точно солдаты в строю. На открытой тропинке, на обочине, сереют две пыльногрязные шляпки. Чего только не налипло на них! И листья, и иголки, и сучки. Это маслята. Валерка не любит их. Пока сорвешь, все руки перепачкаешь в липком клею. Чуть подальше, рядом с черничным кустом, краснеет большая шляпка. «Белый!» Подбежал… и с досады так поддел ногой сочную горянку, что она разлетелась на тысячу кусков.
— А-а-у-у-у! Валера-а-а! — слышит он бабушкин голос.
— А-ау-у! — откликается он и, прослушав, как лесное эхо передразнило его, догоняет бабушку. Она стоит и чистит ножом гриб. Валерка даже крякнул от зависти: в руках у бабушки белый крепыш с запотевшей темно-коричневой шляпкой. Деревья неожиданно расступаются, открывая небольшую поляну. Валерка бросается вперед с криком:
— Чур, мой!
Разрыв мох и листья, вытаскивает белый гриб. Глаза так и шарят вокруг: нет ли рядом еще?
Бабушка качает головой, усмехается.
— Да не рой ты землю, чисто козел! Нет тут больше, — говорит она. — Пошли вон в ту делянку.
Валерка не трогается с места. На этой поляне он нашел уже три гриба. Значит, есть и еще! Белые растут семьями.
— А-ау-у-у! — зовет бабушка.
— Иду-у-у! — отвечает Валерка, взбираясь на крутой пригорок. И тут он забывает про бабушку и про все на свете: весь на виду под огромной седой сосной, лихо свесив коричневую шляпу на глаза, стоит во весь рост, красуется гриб боровик. А рядом удивленно выглядывают из моха три маленьких брата-толстяка.
Что это белое мелькнуло под сосной? Валерка спускается в лощину, где любуются друг другом два высоких веснушчатых мухомора, и видит Белку, притаившуюся за кочкой. Значит, бабушка рядом! Валерка, прячась за деревом, следит за кошкой. Что она задумала? Хищно прижав уши и собравшись в тугой белый комок, она, развернувшись, будто пружина, прыгает. И тут из-под кустов, разросшихся вокруг молодых березок, ломая ветки, взвивается огромный с белыми подпалинами заяц. Тонко заверещав, он серым мячом скачет по лесу. Перепуганная Белка, выпустив из когтей пойманного мышонка, дико мяукает и карабкается на ближайшую березу. По дрожанию ветвей Валерка видит, что кошка притаилась где-то высоко, возле самой макушки.
— Белка, Белочка, — зовет он, — кс-с-с… кс-с…
Белка не шелохнется, скрытая густой листвой. Валерка ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25