Пьесы мои не идут на сцене. На что рассчитываете вы, мой друг, идя к моему дорогому Александру?
– Рассчитываю получить помощь, месье.
– Какую именно помощь хотите вы получить? Франки, совет, указания, критику? Только ради всего этого и стоило идти сюда.
– Всё, кроме денег, – ответил Жюль. – Простите, но, видимо, мне нужно прийти сюда в другой раз, – теперь глубокая ночь…
– Именно теперь, сейчас, как раз сегодня, – уверил Арпентиньи. – Александр в прекрасном настроении. Я представлю ему вас. Кстати, вы явились пешком? В наемном экипаже?
Жюль вздрогнул, но не от испуга или неловкости, а от того приятного состояния, в котором он оказался по милости этого, вовсе не такого пустого, как отзывались о нем, Арпентиньи.
– Я приехал в вашей коляске! С вашей визитной карточкой! Позвольте, я расскажу!
Жюль рассказывал, его слушали – с улыбкой такой благодушной, что Жюль решился даже спросить: неужели месье не обратил внимания на то, что его везет чужой кучер, а также не объяснит ли он, для чего понадобилось Барнаво снабдить депутата от Нанта визитной карточкой Арпентиньи и каким образом добыта эта карточка?..
– Я слаб в психологии, мне больше удаются описания природы, поэтому я и прошу вас разъяснить мне все это, – сказал Жюль.
– Где же всё то, что вы написали? – спросил в свою очередь Арпентиньи, не желая, видимо, отвечать Жюлю.
– Я не храню написанного мною, я уничтожаю черновики, они мне не нравятся. Я пока что не печатаюсь…
– Значит, у вас есть терпение и вкус, – сказал Арпентиньи. – Что касается вашего Барнаво, то он весьма своеобразно понимает связи. Кроме того, мне кажется, что в данном случае мы имеем дело с бесспорным влиянием книг моего дорогого Александра. Вот вы сказали о Барнаво, об этом кучере. Вы кто, республиканец?
– Ни в коем случае не сторонник монархии, – твердо проговорил Жюль. – Всё остальное для меня еще неясно.
Арпентиньи помрачнел. Ответ Жюля не понравился ему. Поиграв лорнетом, он сунул его в вазу с бананами. Затем встал, взял лорнет, протер стекла платком и как ни в чем не бывало произнес:
– Идемте, депутат от Нанта! Я представлю вас моему другу, так и быть! Странно, вы все же нравитесь мне. Осторожнее, здесь ступеньки из очень толстого стекла, они скользкие, как паркет. Причуды Александра порою абсурдны. Сейчас он ищет негра с рыжей бородой. Такого не найти. Сюда, мой друг. Банкет начнется в четыре часа. Сейчас три без пятнадцати. Валентина!
Подошла служанка в белом переднике и сказала, что мэтр у себя в кабинете, он работает и просит никого не впускать к нему. Арпентиньи постучал в дверь. Ни звука в ответ. Тогда он предложил Жюлю:
– Постучите, я загадал: если Александр отзовется – вы будете счастливы и богаты.
Жюль ударил в дверь кулаком. Немедленно послышался густой, певучий бас:
– Черт! Кто? Можно!
Арпентиньи и Жюль вошли в кабинет Дюма. Знаменитый романист сидел перед столом верхом на стуле и, перекинув руки через его спинку, писал, судя по размашистым движениям, очень крупными буквами. Стол был закидан исписанными листами бумаги. Дюма продолжал писать, не обращая внимания на вошедших. Он был в коротких синих штанах и ярко-синего цвета сорочке с расстегнутым воротом. Арпентиньи сказал:
– Александр, мы к тебе.
Дюма поднял голову, отложил перо, встал. Жюль ожидал увидеть нечто высокое и громоздкое и потому очень поразился, когда из-за стола вышел человек невысокого роста, с атлетически развитой грудью и плечами. Щеки Дюма лоснились от пота, всклокоченные волосы стояли густой мохнатой шапкой. Дюма был похож на борца, только что возвратившегося из цирка и решившего написать отцу и матери о своих успехах на манеже.
– Молодой писатель Жюль Верн, которого я полюбил, как только увидел, приехал из Нанта, чтобы познакомиться с тобой и просить советов и критики, – тоном декламатора произнес Арпентиньи.
– Здравствуйте! – загремел Дюма и протянул Жюлю короткую волосатую руку.
Жюль вложил свои тонкие длинные пальцы в инструмент для выжимания и сдавливания и поморщился от боли. Дюма расхохотался. Казалось, смеется не человек, а стены огромного кабинета, в котором он находится, массивная мебель и самый воздух, пропитанный запахом сигар. Когда Дюма смеялся, толстые губы его оттопыривались и глаза сверкали, словно освещенные изнутри.
– Здравствуйте, месье Жюль Верн! – раскатисто пробасил он еще раз. – Помогите мне! Фраза перестала слушаться меня! Все шло гладко – я уже придумал название для книги, я уже начал вторую главу, и вдруг – стоп! Черт знает что! Я не знаю, как сказать, что пошел сильный дождь!..
– Хлынул ливень, – подсказал Арпентиньи, располагаясь в кресле-качалке.
– Плохо! – Дюма даже ногой топнул. – Что значит – хлынул! Мне нужен сильный дождь, а ты – ливень! Что скажете вы, Жюль Верн из Нанта?
– Простите, как я могу… – пролепетал Жюль. – Как я могу давать советы Александру Дюма! Помилуйте!
– Вы ничего не знаете, вы ничего не понимаете! – Дюма замахал обеими руками. – Вся десятая глава «Графа Монте-Кристо» написана под диктовку старого попугая Круазе. Он сидел вот в этом кресле и диктовал. Я исправлял его ужасный, отвратительный слог. Ну, что же относительно дождя?
– Мне кажется, мэтр, что дождю вовсе не обязательно идти – ни сильному, ни маленькому, – сказал Жюль. – Ваши герои любят хорошую погоду.
– Ого! – прорычал Дюма и сунул в рот Жюлю сигару. – Садитесь, льстец, и – курите сигару, Жюль Верн из Нанта! Эмиль, налей ему вина, того, на этикетке которого написано, что оно сделано в семнадцатом столетии. Продолжайте, Жюль Верн! Вы мне нравитесь! Вы купили меня – да, да, купили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112