Но он Губину не доверял и Креста не боялся, потому что нутром чуял – перед Елизаром они все щенки. Теперь положение иное: Елизара больше нет и его, Шмыря, судьба поставлена на кон. Сейчас промахнуться – потом не поправишь.Грум повесил трубку:– Алешка сорвался из дому. Твои-то за ним не уследили. Что предлагаешь, командир?Костя Шмырь отбросил на время сомнения и начал рассуждать оперативно;– Вернется обязательно по трассе… Можно поставить засаду. Возле его дома есть удобный поворот. Пока гуляет, можно и квартиру пощупать.Калач перестал наконец хныкать, громко высморкался.– Чего мне делать, папаня?– . Грум взял стрелка за руку и вывел из кабинета. Передал горничной Марине, велев напоить чаем и не выпускать с кухни.– У малыша нашего горе большое. Батяню у него шлепнули. Приласкай его, пожалуйста.Многоопытная горничная с сомнением оглядела пухлого коротышку:– Сперва его помыть бы надо..– Это уж твои заботы.Со Шмырем они еще с полчаса обсуждали в подробностях предстоящую операцию.– Передай ребятам, – сказал Грум. – Кто отличится – десять кусков на рыло премиальных.На эту пору Шмыря схватил колотун. Видя его бедственное состояние, хозяин собственноручно налил ему полстакана митаксы. Они оба сомневались в успехе.– Еще вот что, – заметил Грум. – Если тебя какие-то потайные мысли будоражат, ты про них забудь.Шмырь сделал вид, что не понял намека:– При любом раскладе шуму много получится. Он ведь тоже настороже. Будем надеяться. Калач его на повороте снимет.– Все, Костя, действуй. Не пей больше, прошу тебя, Справишься – озолочу. Не справишься – пеняй на себя.Последним предупреждением Шмырь остался доволен. Он любил, когда без недомолвок… Глава 23 Только прикемарил перед рассветом, старик потряс за плечо:– Вставай, хлопче! Аида рыбу удить.Губин собрался мигом. Ему было все равно, что делать, лишь бы не думать. Старик нагрузил его сетью.Долгим мокрым лугом спустились к смутно черневшему озерку. Было зябко, укутанная туманом земля нагоняла скуку.– Ты че, парень, – втолковывал старик, по-гусиному прихрамывая сбоку. – Рази можно в деревне зорьку продрыхать. Счас возьмем карликов да окуньков ведерка три, Таисья ухи заправит к завтраку… Она, слышь-ка, кстати сказать, не в уме стала бабенка.– Что с ней такое?– Дак ты рази не слыхал? Зовет на вечное поселение, уговаривает вплоть до венчания. Во курва старая, а? Говорят же про их: седина в бороду, бес в ребро.– Ну а ты что, дедусь?– Как что? Душевно я не против, предложение заманчивое. Но с другой стороны, на мне хозяйство, карьер, собаки, вагончик обустроенный. Твой Алешка деньжат иной раз подкидывает. Опять же и сожительница есть, тоже бабка справная. Это все ведь за плечо не кинешь. Ты сам бы как посоветовал?– Моего ли ума дело.– Тоже верно. У вас, молодых, ума нынче искать не приходится.Озерко открылось перед ними скользкой, метров тридцать поперек, чернильной блямбой, окруженной хилым ивняком. Старик бросил на бережок свой прорезиненный плащ, уселся лицом к восходу.– Давай покурим сперва, отдохнем, тогда уж приступим.Ловко скрутил "козью ножку", поплыл едким дымком, зорко вглядываясь в небесное просветление. Губин присел на свернутую сеть, веточкой лениво отгонял комаров. Их было на удивление мало.– Таня-то эта с тобой, она тебе кто? – спросил Кузьма Кузьмич.– Подружка.– Невеста, значит. По ней видно, что девка не промах. Кака молодая, а уж на пульку нарвалась. Хлебнешь ты с ней, пожалуй, много радости.– Уже хлебнул, – согласился Губин, чувствуя вдруг, как приятно, тревожно говорить ему о Тане, забывшейся в хрупком сне далеко за полночь. – С чего ты взял-то, что она не промах?– Дак издали видать. Девица редких кровей и по облику принцесса. За что тебя-то полюбила, такого невзрачного? Не по корысти ли?– Не похоже, что полюбила.– Ну, это не шути. Меня не проведешь. Я ихней сестре всю жизнь был привержен и пожил немало. Когда девка любит, у ней глаза собачьи… Однако посидели – и ладушки. Пора за работу.Сеть была метров восьми в длину, полтора в ширину. Расстелили ее на берегу, укрепили боковые стояки.Шустро старик разоблачился до исподнего, потом подумал и кальсоны тоже снял.– Ну а ты чего ждешь? В одеже, что ли, полезешь?– Да за тебя волнуюсь, дедушка. Не простынешь?– Об себе пекись. До девяноста лет не простыл, теперь-то зачем.Вода оказалась теплой, вязкой, дно – илистым. Два раза благополучно завели бредушок, заходя в воду по пояс. Тянули от осоки, стараясь зацепить поглубже. Когда выносили сетку на берег, в ячейках билась разная мелочь: карасики с палец, бычки, тритоны. Собирали рыбу в полиэтиленовый пакет. При этом старик зычно покрикивал на Губина, как боцман на судне. Грозил руки оборвать. Внезапно от края земли брызнуло солнце, и все вокруг: вода, трава, зеленые ивы – волшебно преобразилось, засияло, задышало свежим утром. На четвертом заходе получилась оплошность. Старик поскользнулся и с коротким печальным вскриком с головой улетел под воду. Его долго не было, и Губин, чертыхаясь, нырнул за ним. Кузьма Кузьмич запутался пальцами в сетке и производил под водой алчные лягушачьи телодвижения. Губин вместе с сеткой вытянул его на бережок. Усадил на плащ, собрал с раскрасневшегося лица водоросли и какие-то глинистые ошметки. Старик долго костисто щелкал зубами, пока обрел дар речи.– Оно так и бывает, – заметил философски, – погонишься за рыбкой, тут тебе и карачун. Но виноват ты, Мишка!– В чем виноват, дедушка?– Кто просил за палку дергать?– Да я вроде не дергал, плавно тащил.– Рыбалка тебе не девок щупать. Сноровка требуется. Вы привыкли, понимаешь, бей, беги, хватай. Вот и распугал всю рыбу-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117