Хлопок получился негромкий, а в портрете Льва Толстого, на стене, на лбу образовалась дырочка.– Целкость замечательная, – одобрил Фомкин. – Что вы хотите узнать, мадам?– Кто ты? На кого работаешь? Живо! Времени у тебя осталось с гулькин нос.Усилием воли Фомкин изобразил на лице затравленность:– Не совсем понимаю… Я обыкновенный гинеколог… Петруша пригласил для консультации. Цветы для вас… Разрешите преподнести?..Вторая пуля цвиркнула над его головой, опалив темя. Дамочка была нервная.– Смотри сюда, – показала на стену. – Видишь кнопку? Если нажму, через секунду ворвутся головорезы. На кусочки распилят. Пожалеешь, что от пули не подох. Понял меня?– Конечно, понял. Но что я должен сделать, чтобы избежать страшной участи?– Ладно, пока замри… – Все у Маши было под рукой, и телефонная трубка тоже. Не спуская глаз с Фомкина, накрутила номер, он не углядел какой. Заговорила, не назвав собеседника по имени. Классный оперативный кадр.– ..Да, да… Явился Петрутин знакомец, я вам сообщала. Петрушу сразу завалил… Да, понимаю… – Слушала она довольно долго, попутно развлекаясь тем, что прицеливалась Фомкину то в лоб, то в глаз, то в живот.Мало того что нервная, она была еще и озорная. Фомкин вынул розы из целлофана и сделал Маше знак: нельзя ли, дескать, поставить в вазочку? – на что она скорчила такую гримасу, от которой, вероятно, бедный Петруша и приходил в половой экстаз.– Поняла, все поняла, – сказала она в трубку. – Хорошо, перезвоню попозже…– Ну вот, голубок! – положив трубку, воззрилась на Фомкина, как ему показалось, с сочувствием. – Маленький шанс у тебя появился отсюда выбраться. Крохотный такой шансик. Но соображать должен очень быстро.– Постараюсь, – ответил Фомкин. – Единственно, чтобы вам угодить.– Как собирался кончить старика? Неужели голыми руками?– Какого старика? Петрушиного хозяина?– Не дури, парень. Соображай. Или я тебя сейчас кокну, или уберешь старика, а я прикрою. Ну что?!– В жизни пальцем никого не тронул. Профессия у меня миролюбивая, гинекологическая… Да зачем кого-то убивать? Вам-то зачем? – В задумчивости Фомкин потянулся к нагрудному карману.– Руки!– Платок хотел достать, – пояснил Фомкин, спустя руку обратно на колено.– Болван ты, гинеколог! На что рассчитывал? Елизар парно ходит, ищейку вперед пускает. Или ты камикадзе?– Мадам, мне страшно!– Ничего, вдвоем справимся. Справимся, не дрожи.Я открою дверь, и ты его завалишь. Согласен?– Нет, – сказал Фомкин гордо, – Я его убью, потом меня убьют. Резона нет подставляться. Так бизнес не делают.– Замычал теленочек. На кого же все-таки работаешь? Теперь-то чего темнишь?– К Петруше я пришел, с вами познакомиться. Цветы принес. Между прочим, сорок штук отстегнул.– И где же Петруша? Чем ты его саданул?Фомкин и сам чувствовал в своей версии некоторую неувязку, как раз заключавшуюся в таинственном отсутствии Петруши, но это его не волновало. Он видел, что женщина чуть-чуть расслабилась, и лихорадочно прикидывал, как до нее добраться. Но тщетная, видно, была надежда: не на ту напал.– Вы упомянули про какой-то шанс. Шутили, наверное?– Скажи, кто послал, будет шанс.– Если вы за Петрушу переживаете, так он в магазин побежал. Конфет прикупить к чаю.Маша хотела засмеяться, но, похоже, не умела этого делать, вместо смеха зашлась в каком-то визгливом кудахтанье.– Господи, и таких уродцев посылают на крупняка, – передразнила она. – За конфетами побежал! Да с него за одно то, что тебя впустил, шкуру живьем спустят. Эх вы, вояки! Вам бы с Петрушей телок у метро снимать, а туда же, лезете в пекло… Ладно, вот твой шанс. Замочишь пахана, чердаком уйдешь. Дам ключ. Там пожарная лесенка…– Спасибо! А у лесенки мужик с топором, да?– Поторгуйся, поторгуйся… Минут десять есть в запасе.– Чем же я его оглоушу? Кулаком, что ли?Маша свесила ноги на пол: огромные груди колыхнулись, как белые волны. Слов нет, чертовски соблазнительна.– А как сам намеревался? Задушить?– Не надо, Маша. Вы же правильно сказали: куда мне замахиваться на пахана.– Как раз скороспелки всегда и шустрят не по уму… – Достала из ящичка тумбочки миниатюрный – с ладонь – дамский пистолетик. – Значит, так. Слушай внимательно. Я открою, впущу Елизара. Ты стоишь сбоку, у вешалки, покажу где. Одна пуля в стволе. Как войдет, приставишь дуло к уху, и – опля! Сможешь?– Вы же говорили, он не один?– Если я открою, охрана не сунется.– Ага, останется снаружи. Как же я попаду на чердак? С дыркой в калгане?– Ну ты и зануда, голубок!– Какой же я зануда? Обыкновенный советский гинеколог, которому помирать неохота.* * *В машине Башлыков снял наушники, положил на сиденье, обернулся к Людмиле Васильевне:– Пора, матушка!Людмила Васильевна погляделась в зеркальце, нервным движением поправила прическу.Капитан Треух, из давних, еще по Никарагуа, соратников, включил зажигание, ждал. Надежный был напарник, вышколенный, сосредоточенный, ему не надо было каждый раз напоминать, в какую сторону двигаться. Башлыков спросил женщину:– Не боишься?– Еще как, Гриша!– Ничего, поначалу все боятся. Вспомни, как девушкой была.– Это когда было!Башлыков сказал в микрофон:– Внимание! Готовность – ноль. Будем Колю выручать. Пошли, ребята.Пять легковых машин, расположенных примерно в трехкилометровом периметре, одновременно тронулись с места и заняли исходные позиции, припарковались каждая в отведенной ей точке. Из машин посыпались крепкие, подбористые мужички в одинаковой униформе – плотные джинсы и спортивные широкие куртки, под которыми незаметно можно было пронести хоть базуку. У некоторых в руках объемистые сумки со штурмовым снаряжением. Если бы досужий наблюдатель разглядывал картину своеобразного десанта сверху, с вертолета, то увидел бы, что переулок схвачен в тесные клещи, свободным остался только въезд со стороны набережной, откуда должна была появиться кавалькада Благовестова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117