Мужик был нестарый, лет около пятидесяти, но, как показали события последних лет, это самый уязвимый возраст для выживания в пещерных условиях. Именно пятидесяти-шестидесятилетние мужчины с натугой вписывались в крысиный рынок, их сердца лопались, как мыльные пузыри на воде. Об этом феномене, имеющем под собой любопытные метафизические причины, Гурко как-то даже накропал статейку, хотя никуда ее не отправил. Правда, его больше интересовала не сама проблема вырубки срединного возрастного контингента, а тот ее аспект, что это поколение почему-то оказалось напрочь лишено инстинкта сопротивления. Оно вымирало по-животному уныло, удалым реформаторам не пришлось даже тратить средства на прополку. Кто не поспевал загнуться сам по себе, тот стрелялся, вешался либо дотравливал себя дешевым метиловым спиртом, словно боялся лишний денек задержаться на этом свете.— Какой ты четырнадцатый? — добродушно пробасил Евдокимов. — Давно уже не четырнадцатый. Садись, Лиза. Видишь, какой важный гость прибыл по твою душу?Лиза перевела взгляд на Гурко и склонила голову в чинном поклоне.— Здравствуйте, Олег Андреевич. Рада вас видеть.— Как меня узнала?— Вы же бывали у нас дома, разве не помните?— Что бывал, помню. Тебя не помню, прости великодушно.— Не за что, Олег Андреевич. Кто я была тогда, пигалица малолетняя. А вы как раз защищали докторскую.— Докторскую я защитил, слава труду, в восемьдесят восьмом. Значит, тебе тогда было семнадцать. Не такая уж пигалица. Я бы запомнил такую красавицу. Просто ты очень изменилась, Лизавета. Посерьезнела как-то.— Верно, изменилась, — Лиза присела за стол. — Я сама себя иногда не узнаю в зеркале... Почему вы назвали меня Лизаветой?— Как же тебя называть? По фамилии, что ли?Лиза смотрела на него без всякого выражения.— Так меня называл ваш друг — Сергей Петрович.— Почему называл? Он и сейчас так тебя называет.Так и сказал: передай привет Лизавете.Лиза опустила глаза.— Почему же сам ни разу не наведался? Не позвонил, не написал. Я думала, может, умер?— Нет, не умер. По-прежнему живой. Вот послал меня за тобой.Подполковник Евдокимов с любопытством слушал разговор, потом поднялся и сходил к заветному шкапчику, откуда вернулся с бутылкой красного вина. Разлил по рюмкам, произнес тост:— Не забывай нас, Четырнадцатый номер!Лиза выпила, но не совсем понимала, что происходит.— Олег Андреевич, вы правда за мной приехали?— А что такое? Какие проблемы?— Но как же.., через месяц экзамены... Когда надо ехать?— Минут через двадцать и двинем. Хватит, чтобы собраться?Лиза растерянно посмотрела на Евдокимова.— Егор Егорович.., но как же так?— Ничего, девочка, экзамены у тебя жизнь примет.— А беретка? Я хочу получить свою беретку. Пять месяцев надрывалась и все, выходит, псу под хвост?!Мужчины смеялись, ей было с ними хорошо. С этими двумя ей было так спокойно, как, может быть, только бывало с Сережей Лихомановым, когда он не валял дурака. Вот оно — чудо!— Беретку, оружие, погоны — все тебе дадут в Москве, — пообещал Евдокимов. — Только голову побереги. Второй не будет.— Можно попрощаться с Анечкой?— Это святое.— Егор Егорович, — Лиза набралась духу. — Не обижайте ее, пожалуйста. Он ведь в вас влюблена.— Известное дело, — глубокомысленно кивнул Евдокимов.Уже в коридоре разом нахлынула знойная тоска. Все ей стало здесь родным — крашеные полы, хвойный лес за окном, мальчики-курсанты, объясняющиеся в любви, терпеливые учителя и прекрасные незабываемые сны на железной панцирной койке. Как же вдруг со всем этим расстаться?Анечка ревела в ее комнате, уткнувшись носом в подушку. Каким-то образом (школа!) ей все уже было известно.— Ага! — прошипела злобно. — Убегаешь, а я остаюсь. Уже восемь месяцев здесь. Мне век, что ли, куковать в этой дыре?.. Попроси у своего друга, чтобы меня тоже забрал. Он все может.— Что ты, Аня! — Королькова обняла подругу. — Какой он мне друг?— Сама рассказывала, он твой родственник.— Родственник, но не друг. Это разные вещи.— Конечно, когда надо отшить Анечку — это разные вещи. Я так и знала, так и знала!..Слушая ее одним ухом, Лиза прикидывала, что взять с собой. Вещей кот наплакал. Маленького саквояжа хватит. Но за ним надо сбегать в коптерку.— Аня, послушай! Хватит ныть. Он тебя любит.— Кто?— Евдокимов. Я по глазам поняла.— Ты что, сдурела?! — Анечкины слезы мгновенно высохли, она смотрела на подругу с каким-то мистическим ужасом. — Ты ему сказала?— Только что.— Обо мне?— Я сказала, что ты в него влюблена.— Ой! А он что?— Глубоко задумался.— Лизок, — произнесла Анечка проникновенно. — Я знаю, ты справишься со мной одной левой, но все-таки я тебе сейчас врежу. Так врежу, все твои подлые мозги выскочат из ушей.— Не надо, — попросила Лиза. — Лучше поцелуй.— Господи, какая же я дура!— Почему?— Никогда ни к кому не привязывайся сердцем — вот главное правило выживания. Калерия права. Она мне этим правилом весь череп продолбила. Да я так вроде и жила. Но теперь все изменилось. Ты очень дорога мне, Лиза, и еще, кажется, я действительно влюбилась в этого старого, жирного, самоуверенного солдафона.— Подружка, — Лиза привлекла девушку к себе. — Но это же прекрасно, как ты не понимаешь.— Я-то ему на хрен нужна, скопцу поганому?— Не говори так, Анечка. Евдокимов безумно одинок. Он такое пережил. Ты согреешь его душу, и он ответит тебе взаимностью. Представь, как это чудесно. Такие мужчины, как он, любят смертельно.— Вот этого не надо, — Анечка вяло улыбнулась. — Все это ерунда. Для него я обыкновенная шлюха — и больше ничего.— Ты сама в это не веришь... Ох, опаздываю... Помоги собраться, Ань...Через пятнадцать минут Лиза Королькова в сопровождении Гурко и Евдокимова вышла на крыльцо школы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109