- Господин Камерун, - латыш присел на краешек стула и, испрося взглядом согласия, разлил по хрустальным рюмкам коньяк, блеснувший коварной желтой искрой, - недоразумений быть не может, но наша святая обязанность обеспечить почетным гостям максимальный уровень комфорта. К сожалению, еще случаются накладки. Представители соседних племен всеми правдами и не правдами иногда проникают в отель. Никак не удается их окончательно отвадить. Как говорят, гони черта в дверь, он лезет в окно.
- Россияне, что ли? - уточнил Ганюшкин.
- Именно так. Вот прошу, - положил на стол визитку с золотым тиснением, - Если будут досаждать, звоните в любое время. Не церемоньтесь. Мы уж знаем, как найти на них управу.
- Чем же они досаждают, герр Отго? Латыш скривился в какой-то сверхъестественно презрительной гримасе:
- Клянчат. Лезут на глаза. Да мало ли... Лапотники.
- А вдруг я тоже один из них? - пошутил Ганюшкин. Принимая шутку, хозяин расплылся в радушной ухмьлке.
- Вот и видно, господин Камерун, вы не бывали в России. Когда увидите их вблизи, больше никогда ни с кем не спутаете.
- Что же в них такого особенного?
- Трудно объяснить. Хотя бы запах. Как от навозной кучи. Они ведь не моются. Экономят на мыле.
- Ах вот как? - удивился Гай Карлович, но от протянутой рюмки отказался. - Извините, герр Отто, на ночь не пью.
Латыш не подал виду, что огорчен, выпил один, провозгласив короткий дежурный тост во славу великой Америки, и быстро удалился, не преминув напоследок упомянуть о мерах предосторожности на случай неожиданной встречи с россиянином. Главное, зажать нос, не дышать и сразу звонить по этому телефону. Если же будет слишком назойливо клянчить денег якобы в долг, дать кулаком в морду. Другого языка они не понимают.
- Яволь, - уверил Ганюшкин. - У нас большой опыт сосуществования с негритосами.
Все же визит полоумного владельца отеля развлек его, увел от мрачных мыслей, и он решил спуститься в ресторан поужинать. Метрдотель видел его впервые, но словно узнал: кинулся навстречу, с поклонами проводил за столик в противоположном от эстрады углу, рядом с вечнозеленым фикусом. Ганюшкина это не удивило. Он давно привык к тому, что где бы ни оказывался, ведомый каким-то таинственным инстинктом, всегда безошибочно выбирал самое лучшее и дорогое - и получал желаемое. Вероятно, это главный отличительный признак людей, рожденных повелевать.
Метрдотель, пожилой благообразный татарин в смокинге, доверительно шепнул:
- Есть изумительные дамы... если пожелаете...
- Возможно, чуть позже, - обнадежил Гай Карлович. Хозяин отеля, разумеется, приврал для красного словца: в ресторане тут и там слышался грубоватый россиянский говор с мелодичным матерком. Неподалеку от Ганюшкина красномордый, возбужденный русачок, явный бандюга и словно только что вернувшийся с ответственной стрелки, угощал богатым ужином осанистую блондинку, его речь состояла в основном из таких фраз: "Не ссы, в натуре, блин, Надюха, прорвемся!"
Приврал герр Отто, приврал. Выдавал желаемое за действительное. Вообще публика, как определил Ганюшкин, мало чем отличалась от той, какая бывает в подобных заведениях в Москве: много кавказцев, моложавые европейцы, шумные, чувствующие себя повсюду хозяевами американосы и совсем мало аборигенов, латышей. Огромное количество профессионалок разных мастей, стайками возникающих то за стойкой бара, где расположился Рафик, то в проходах. Здешние ночные бабочки вели себя скромно, никому не навязывались, лишь с трепетом ожидали какого-нибудь знака от клиентов, чтобы послушно, поодиночке или целым ворохом опуститься на протянутую ладонь.
Гай Карлович заказал овощи, форель по-монастырски и бутылку белого вина. Чревоугодие не было его слабостью, он всегда тщательно следил за тем, чтобы не перегружать без надобности желудок. Но порой срывался, давал себе волю - и под настроение мог сожрать целого быка.
Пока ждал заказ, думал все о том же, будто заноза сидела в мозгу: "Мишаня, ах, Мишаня Шмульцер, какой же ты осел! Зачем тебе это понадобилось? Разве ты бедствовал, разве нуждался? Разве не открывалось перед тобой прекрасное будущее? Разве папочка ограничивал тебя в чем-нибудь? Чего тебе не хватало? Птичьего молока? Кровки младенцев? Что понудило задрать хвост на благодетеля? Дело не в деньгах, Мишаня, пойми. Дело в обманутом доверии, в нарушении высших нравственных законов. Нельзя кусать руку, которая тебя кормит. Так поступают только безродные псы. Значит, такой ты и есть. Истинно сказано: из хама не сделаешь пана. И черного кобеля не отмоешь добела. Плебей, порождение рабского, совкового племени. В этом вся причина, другой не может быть".
Ганюшкина томило нетерпение скорее увидеть пасынка, заглянуть в бесстыжие очи, произнести неумолимый приговор, и чтобы отвлечься и хотя бы спокойно поужинать, он поманил пальчиком метрдотеля. То подлетел на полусогнутых, склонил седую башку:
- Чего изволите, сударь?
- Про какую там даму намекал? - О-о! - Старый пройдоха закатил глаза, будто в экстазе. - Штучный товар. Держим исключительно для знатоков.
- И в чем изюминка? Сиськи на спине?
Метрдотель оценил юмор, дернулся, заквохтал, но тут же посерьезнел:
- Бывают явления, которые не описать словами. Лучше самим убедиться.
- Даже так? Сколько стоит ваше явление? Сто долларов? Двести?
Метрдотель ничуть не смутился:
- Дорого, сударь, или вообще ничего. Как сладитесь.
- Позови, - кивнул заинтригованный Ганюшкин. Буквально через две минуты за столом оказалось небесное создание - худенькое, стройное, с едва заметными грудками под легкой блузкой, с бледной кожей, но с яркими круглыми, как у совенка, рыжеватыми очами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121