Уселась в изножье кровати. Монтальбано открыл левую створку шкафа.
– Знаешь, чьи это вещи?
– Нужно думать, что Сильвио, инженера Лупарелло.
Открыл среднюю дверцу.
– Это твои парики?
– В жизни не носила парика.
Когда он потянул на себя правую створку, Ингрид зажмурилась.
– Открывай глаза, это бессмысленно. Твои?
– Да. Но…
– … но их не должно было здесь быть, – договорил за нее Монтальбано.
Ингрид вздрогнула.
– Ты откуда знаешь? Кто тебе сказал?
– Никто мне не говорил, сам догадался. Я вообще-то работаю в полиции, ты забыла? Сумка тоже была в шкафу?
Ингрид кивнула.
– А цепочка, которую ты якобы потеряла?
– В сумке. Однажды мне пришлось ее надеть, потом пришла сюда и здесь ее оставила.
Она помолчала, потом долго смотрела комиссару в глаза.
– Что все это значит?
– Вернемся туда.
Ингрид достала из буфета стакан, налила в него до половины виски и, не разбавляя, осушила почти одним духом, потом опять наполнила.
– Хочешь?
Монтальбано отказался. Он плюхнулся на диван и сидел, глядя на море, уверенный, что при таком слабом свете его не видно через окно. Ингрид подошла и села рядом.
– Да, бывало, я смотрела отсюда на море при более приятных обстоятельствах.
Пододвинулась немного на диване, положила голову на плечо комиссару. Тот не пошевелился, сразу поняв, что ее движение не имело в себе ничего провоцирующего.
– Ингрид, ты помнишь, что я тебе сказал в машине? Что наш разговор неофициальный?
– Да.
– Открой мне правду. Вещи в гардеробе привезла ты или их подбросили?
– Я сама. Могли мне пригодиться.
– Ты была любовницей Лупарелло?
– Нет.
– Как нет? По-моему, ты здесь как у себя дома.
– С Лупарелло я переспала один-единственный раз, через полгода после того, как очутилась в Монтелузе. Потом – никогда. Он привез меня сюда. Но так получилось, что мы подружились, по-настоящему. Таких друзей среди мужчин у меня в жизни не было, даже дома. С ним я могла поделиться всем, абсолютно всем, если у меня что-нибудь случалось, он всегда умел меня вытащить, не задавая вопросов.
– Хочешь, чтобы я поверил, что в тот единственный раз, когда ты здесь оказалась, ты захватила с собой платья, джинсы, трусики, сумку и цепочку?
Ингрид отодвинулась, рассердившись.
– Ничего я не хочу. Я не договорила. Через некоторое время я спросила у Сильвио, можно ли мне время от времени пользоваться этим домом, и он мне позволил. Просил только об одной вещи – не попадаться никому на глаза и никогда не говорить, чей это дом.
– Когда ты собиралась прийти, как ты узнавала, что хаза свободна и в твоем распоряжении?
– У нас был целый ряд условных телефонных звонков. Я всегда держала слово, которое дала Сильвио. Сюда приезжала только с одним человеком, всегда одним и тем же.
Она сделала большой глоток и поникла, сгорбилась.
– Человеком, который вот так два года насильно вторгается в мою жизнь. Потому что мне вмиг расхотелось.
– Вмиг после чего?
– После первого раза. Меня испугала сама ситуация. Но он был… как одержимый, он испытывает ко мне, как это говорится… страсть. Только физическую. Каждый день настаивает на встрече. Потом, когда я его привожу сюда, бросается на меня, как дикий зверь, рвет на мне одежду. Вот поэтому я и держу запасные тряпки в шкафу.
– Этот человек знает, кто хозяин дома?
– Я ему никогда не говорила, и к тому же он никогда меня об этом не спрашивал. Знаешь, он меня не ревнует, только хочет мной обладать, ему всегда мало, в любой момент готов на меня кинуться.
– Понятно. А Лупарелло в свой черед знал, кого ты приводила сюда?
– То же самое, он у меня никогда не спрашивал, а я ему не говорила.
Ингрид поднялась.
– Мы не можем пойти поговорить где-нибудь в другом месте? А то этот дом теперь меня угнетает. Ты женат?
– Нет, – ответил Монтальбано удивленно.
– Пошли к тебе. – И улыбнулась, но невесело. – Я же тебе говорила, что этим все кончится, разве нет?

Глава тринадцатая

Никому не хотелось говорить, четверть часа оба сидели молча. Но в комиссаре опять взыгрывала его детективная жилка. Подъехав к мосту через Каннето, он съехал на обочину, притормозил, вышел и велел Ингрид следовать за ним. С высоты моста комиссар показал спутнице пересохшую реку, которая угадывалась в лунном свете.
– Видишь, – сказал он ей, – это русло ведет прямо к морю. Спуск очень крутой. Полно валунов и камней. Ты могла бы проехать здесь на машине?
Ингрид внимательно рассматривала трассу, ту ее часть, которую была в состоянии разглядеть, вернее, вообразить.
– Не знаю, что тебе сказать. Днем – другое дело. Во всяком случае, могу попробовать, если хочешь.
И посмотрела на комиссара с улыбкой, прищурив глаза.
– Вижу, что ты хорошо обо мне осведомлен, а? Ну, что мне нужно делать?
– Пробуй, – сказал Монтальбано.
– Ладно. Ты подожди здесь.
Села в машину и уехала. Достаточно было нескольких секунд, чтоб Монтальбано потерял из виду огни фар.
– Нда, привет. Наколола меня, – смирился комиссар.
И пока он собирался с духом для долгого пути на своих двоих до самой Вигаты, услышал ревущий мотор – она возвращалась.
– Может, получится. У тебя есть фонарик?
– В бардачке.
Она опустилась на колени, осветила днище автомобиля, поднялась.
– Есть носовой платок?
Монтальбано дал ей носовой платок, Ингрид завязала им больную щиколотку.
– Садись.
Задним ходом она доехала до грунтовой дороги, которая вела прямо под мост.
– Я попытаюсь, комиссар. Но имей в виду, что у меня нога выведена из строя. Пристегни ремень. Нужно как можно быстрей?
– Да, но главное, чтоб мы доехали до берега в целости и сохранности.
Ингрид выжала сцепление и понеслась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42