Я отдам под суд Мария Приска, и пусть сенат своей властью вынесет ему приговор. Кроме того, я создам судебную комиссию и три специальные инспекции по делам вымогателей в провинциях. Адриан будет доволен. Это его идея. Вообще, знаешь, Плотина, иногда наш императорский фиск я сравниваю с лианой, от процветания которой гибнут все другие растения.
Жена приблизилась к креслу и, обойдя сзади, принялась ласкать пальцами жесткие, по-военному коротко остриженные волосы Траяна.
– Испанец, у тебя стало больше седины. Ты совсем не отдыхаешь, как раньше. В Могонциаке вы с Авидием ходили на охоту, когда он приезжал.
Муж погладил ее прекрасные руки.
– Стареем, Помпея. Не забывай, что у Януса два лика. Мы стареем – Сабина же делается все краше и краше. «Все меняется, в одну и ту же воду нельзя войти дважды» – так утверждают Гераклит и Сенека.
Принцепс еще раз посмотрел на портьеру. Пера на месте не было. Снизу из сада донесся резкий крик павлина. Гонг пробил полдень...

* * *

Аврелий Виктор, писатель четвертого века, писал два столетия спустя:

«Кажется невероятным, насколько Помпея Плотина содействовала славе Траяна. Когда его прокураторы (финансовые чиновники) стали допускать притеснения в провинциях и клевету – она упрекала за это мужа, ругая его, что он не заботится о своем добром имени, и так на него воздействовала, что он впоследствии не допускал незаконных изъятий и осудил взяточников».
(Авр. Виктор. Извлечения XI, II.)



6

Дождь лил как из ведра. Преторианцы наружной охраны дворца, нахлобучив шлемы пониже и закутавшись плотными суконными плащами, следили за потоками воды, низвергавшимися по углам черепичной кровли. Все было непонятно в этот вечер. Центурионы рычали и огрызались, как звери. Да что там центурионы? Все три трибуна преторианских когорт, и те лично обходили посты. Приказ по караулам был дан столько же ясный, сколько и загадочный: «Во внутренние покои пропускать всех, кто предъявит пропуск с императорской печатью. Не требовать показать лицо, если оно будет закрыто. Из здания никого не выпускать. Под страхом строжайшего наказания. Соблюдать полное молчание об увиденном!»
– Лициний! Ты стражу на этих дверях восемь лет стоишь. Бывало ли раньше что-нибудь подобное? – молодой легионер встряхнул головой, разбрызгивая тяжелые капли.
– Бывало, воробышек. При покойном Домициане, когда к нему шлюх из театра по ночам таскали, тройной караул выставляли. Пароли – отзывы. Умереть со смеху можно было. Сам префект наш Корнелий Фуск, которого потом даки прирезали, пьяный в доску из этого вертепа выходил и начинал стражу досматривать. За эти «проституткины дежурства», как мы их между собой называли, нам потом отличия давали. Валерий Прокул свое наручное украшение в одну такую ночь получил. Правда, и другое бывало...
– Какое, Лициний? – юный преторианец от любопытства даже приспустил край накидки, выставив горящее розовое ухо.
Его старый напарник осторожно огляделся по сторонам. Качнул тяжелым квадратным щитом.
– Когда трупы отравленных или обезглавленных по высочайшему повелению из дворца вытаскивали, так вся третья когорта от Палатина до Свиного моста выстраивалась.
– А зачем?
– Этого уже я не знаю. Мое дело стоять и молчать. Ч-ш-ш! Идут!
Сквозь пелену дождя приближались две фигуры в запахнутых плащах с накинутыми капюшонами. Поравнявшись с гвардейцами, подошедшие разом выпростали руки из-под одеяний и показали небольшие квадратные кусочки кожи с проставленной печатью цезаря. На безымянных пальцах обоих гостей тускло блеснули массивные сенаторские перстни. Преторианцы безмолвно распахнули двери.
– Ты видел, Лициний? У того, что повыше, кисти черные. Клянусь Юпитером Всеблагим – это мавр!
– Молчи, сопляк! Ты ничего не видел!
Минут пятнадцать спустя подошел еще один человек. Он нетерпеливо предъявил пропуск и, на ходу распуская шнуровку насквозь мокрого плаща, прошел в вестибюль. Вдали послышались чеканные лязгающие металлическими подковками шаги. Шла смена. Лициний не удержался от замечания.
– Готов поклясться чем угодно, но все трое не из Рима. Ты обратил внимание на обувь? Таких сапог сейчас в городе не носят. С тех пор как в октябре Диокл выиграл заезд, в моду вошли наезднические. А у этих трех – низкие, на прочной шнуровке и пластинки на лодыжке. Такие носят в Британии или на рейнской и дунайской границах.
– И как ты все замечаешь, Лициний?
– Поживи с мое, воробышек, и не тому научишься. А теперь стой смирно, центурион с нарядом на подходе.

* * *

Он вынул из стоящего подле алтаря садка жирного годовалого кролика и, придерживая за загривок, усадил животное на мраморный парапет. Кролик свесил одно ухо и начал обнюхивать краешек резного бордюра, мелко подрагивая красноватым носом и поглядывая с высоты вниз, на пол.
Он чувствовал на себе взгляды и знал, что в этот момент недопустима никакая оплошность. В высоком сводчатом таблине Нервы громко, отдаваясь под потолком, зазвучали слова молитвы, посвященной Юпитеру, Марсу-Мстителю, Янусу и Консу. Император вытащил из черепаховых ножен широкий самнитский кинжал и, прижав грызуна мощной дланью к алтарю, одним махом отсек ему голову. Подхватил дергающуюся тушку, и кровь хлынула на угли. Появился удушливый запах. Но вентиляция в стенах вокруг алтаря была настолько хороша, что чад моментально улетучивался. Мертвый кролик полетел в заранее подставленную корзину. На огонь были положены пшеничные зерна, шарики аравийского нарда. И наконец, нараспев произнося слова обращения, Цезарь плеснул прямо в жар густого красного вина сорокалетней выдержки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167