Сухие ветки неприятно кололи голые ступни. Вскоре
я оказался на опушке и вышел из леса. Ветер, понуро опустив голову, дремал.
Первый раз вижу его дремлющим! Двумех покоился на обычном месте, походна
я сумка Ц тоже. Одежда и обувь, сложенные аккуратной кучкой, сразу бросал
ись в глаза. Карсы видно не было, и я остался благодарен ей за это.
Спустя пару минут я уже сидел в седле. Корняга, не будь дурак, тут же взобра
лся ко мне на плечо. Не любил он корни дорогами бить, норовил все больше на
чужом горбу прокатиться. Впрочем, я-то чем лучше? Тоже ведь не пешком иду. В
се припасы Ветер за меня тащит, включая и мое нынешнее тело с парой душ, уп
рятанных внутрь. Эй, вулх, как дела!
Вулх молчал. Я внимательно прислушался к себе Ц но чуял только гулкую зи
яющую пустоту.
И вдруг мне стало страшно и одиноко. Никогда еще я не оставался один, всю ж
изнь привык ощущать густое и тягучее присутствие зверя в себе, его стран
ные, пахнущие землей и травами, мысли, до того въевшиеся в мое собственное
мироощущение, что я перестал проводить между своими, человеческими мысл
ями, и ними сколько-нибудь четкую границу.
А теперь я внезапно ощутил себя голым и покинутым. Немногим лучше, чем сов
сем недавно, в зарослях орешника.
Вулх, где ты?
Молчание.
Отзовись! Не бросай меня! Вулх!
Молчание.
Холодный пот прошиб меня насквозь. Чувствовать себя так было до жути скв
ерно.
Ц Что с тобой, Одинец? Ц проскрипел Корняга над самым ухом. Ц Тебе плохо
?
Я медленно повернул к нему голову.
Ц Да, Корняга. Мне плохо.
Ветер, не дождавшись от меня понукания, пустился вскачь сам. Словно знал, ч
то мне именно туда, наискосок, под углом к опушке. Кстати, а откуда я сам зна
ю, куда ехать?
А какая, собственно, разница?
До самого полудня мне было совсем невесело и очень одиноко. Спасибо, хоть
карса показалась на глаза, словно успокаивая меня: «Я не знаю, что с тобой,
анхайр, но я, твоя спутница, рядом. Не тревожься хотя бы за меня.»
Спасибо тебе, карса.
Поневоле я отдался нахлынувшим мыслям. Смешно Ц я всю жизнь считал себя
одиночкой, и даже внутренне гордился своей способностью обходиться без
друзей, но стоило впервые остаться действительно одному, как вся моя игр
ушечная спесь разом испарилась и осталась только кричащая от боли душа.
От воображаемой, но ничуть не менее страшной, нежели телесная, боли.
Я не знал ответа на вопрос Ц на самом ли деле у меня две души, или просто я п
ридумал и одушевил несколько иную свою сущность. Ту, что живет в теле вулх
а. Это ведь и я, и в то же время не я.
Хотя, стоп: а чем, собственно, отличается эта придуманная сущность от друг
ой души? Только тем, что ее придумал я? И только. Значит, вулх действительно
существует. Правильно, так и есть, ведь в противном случае я помнил бы все,
что происходит с моим измененным телом и измененной душой во время Четта
на. Отсутствие общей памяти раскололо меня на две непохожих половинки, и
каждая из них стала отдельной душой.
А Лю-чародей обещал нам встречу. Встречу… и растворение друг в друге. Я уж
е стал немножечко вулхом Ц а вулх немножечко мной. Именно поэтому отсут
ствие вулха так испугало меня. Я тоже был нужен ему, бессловесному зверю, и
наче зачем бы ему вытаскивать меня из Тьмы? Ведь он теперь тоже больше, чем
просто вулх, чем просто бессловесный зверь, потому что он познал радость
разума. И, конечно, это понравилось ему гораздо сильнее сомнительной сво
боды дикого зверя.
Потому что по-настоящему свободен лишь тот, кто способен понять, что своб
оден.
И вулх откликнулся откуда-то из самых дальних потемок сознания. С задвор
ок души.
«Я здесь, Моран. Прости, что не отозвался сразу. Но мне нужно побыть наедин
е с собой. Я вернусь Ц потом. Но не сейчас, когда в небе светит Меар. Это тво
е время, и пусть оно принадлежит только тебе. До поры.»
Волна облегчения накатила Ц и схлынула. Здесь. Вулх здесь, по-прежнему во
мне, а, значит, все идет как надо. Но, Тьма и Тьма, что его так напугало? Я ведь
чувствовал его невольный испуг, явно вызванный происходящим. Вулх «дума
л» чувствами и инстинктами. Это я переводил их на привычный язык человеч
еских понятий.
Я пойму это, обязательно пойму, серый брат, и сделаю все, чтобы облегчить т
вои страхи и сомнения. Потому что это, наверное, нелегко Ц становиться че
ловеком. Человеком, который умеет лгать и притворяться, который способен
предать и бросить.
Ведь вулхи этого не умеют. И даже не знают, что можно это уметь.
«…самого большого вруна от начала времен…»
И вдруг я осознал, почему Корняга всегда казался мне маленьким человечко
м, и никогда Ц безобидной лесной тварью.
Потому что он умел врать.
Ц Скотина ты, пень, Ц неожиданно сказал я вслух.
Ц Это почему же? Ц обиделся Корняга. Ц Вот! Дожил! Помогай вам, люди, а бла
годарность одна: обругают и жрать не дадут. Так я и знал.
Ц Во-первых, ты прекрасно знаешь, что мы не люди. А, во-вторых, скотина ты по
очень простой причине. Потому что ты слишком похож на человека. На меня. П
онял, пень?
Ц Ты же сам только-только сказал, что ты не человек!
Ц Это не меняет дела.
Корняга не нашелся что ответить, и это удивило меня больше всего. Потому ч
то за словом в кар… гм! В дупло, тогда уж, он обыкновенно не лазил.
Мы снова пересекали степь, но совсем не такую, как раньше. Лес, где мы повст
речали родичей Корняги, постепенно скрылся за горизонтом. Степь поросла
низкими стелющимися травами, немного похожими на длинные водоросли из н
еправильной реки. Тезка моего скакуна трепыхал и колыхал пучки травы, от
чего казалось, что вся степь покрыта танцующими хорингами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187