Конечно, мне было его жаль, но не думаю, что я слишком замучила его. Мое пребывание в этом мире длилось не более двух недель. В нашем возрасте нормальны перерывы и подольше. Другое дело, что это были не обычные недели, а одни из последних наших недель.
- Не кажется ли тебе, что мы слишком эгоистичны? - ответила я вопросом на его взгляд.
- Что ты имеешь в виду? - пожал он плечами, спустив ноги на пол и обмотавшись простыней на греко-римский манер. И действительно, стал очень похож на неумытого спросонья Зевса.
- Нашего сына, - объяснила я.
- Мы же от него не отворачивались!
- Ты уверен? Особенно, в последние месяцы...
- Но мы не запрещаем ему приезжать. Сам не хочет.
- Не запрещаем, но и не зовем... Ты уверен, что он не догадывается о происходящем?
- Нет, не уверен..
- А если так, то, скорей всего, он сейчас прислушивается не к голосу сердца, а к тем общепринятым этическим нормам, которые запрещают детям присутствовать при уменьшении родителей.
- Не запрещают, а не рекомендуют... Бывают случаи, когда больше некому присутствовать или нет возможности не присутствовать, - уточнил мой аккуратный и добавил: - И, мне кажется, эти нормы не совсем лишены смысла.
- Возможно, - ответила я, сомневаясь. - Только почему-то меня до сих пор мучает совесть оттого, что я не была рядом с мамой. Обманывала сама себя, будто не знаю, что происходит.
- Но согласись, что присутствие детей не совсем деликатно, с одной стороны, и может оказаться слишком тяжелым испытанием для психики - с другой. И вообще, с момента появления детей, жизнь родителей практически полностью принадлежит им. Не справедливо ли, что период прощания всецело принадлежит родителям, то есть супругам?..
- Наверное, справедливо, но эгоистично... Ведь навсегда разлучаются не только супруги, но и дети с родителями. А мой случай, твоими стараниями, вообще, из ряда вон!... И если, как ты надеешься, когда-нибудь и ты последуешь за мной, то должен быть кто-то, кому мы можем доверить обеспечение нашего эксперимента. И оставить ему возможность повторить его... Ты сделал гениальную систему и знаешь, что подарить ее человечеству тебе не позволят, ибо она разрушает устои. Но неужели ты не хочешь, чтобы наш сын обладал ею? Ты подаришь ему право выбора. Это нелегкая ноша, однако она увеличивает степень свободы. Не есть ли наш родительский долг сделать сына более свободным, ежели это в наших возможностях?
- Наверное, ты права, - серьезно согласился мой супруг, - только я не уверен, чего в этом даре больше: бремени или свободы. Но это уже ему решать - принимать ли от нас столь сомнительный дар. К тому же, существует еще одна непререкаемая этическая норма: "Желание уходящего - закон!"
- Я не хочу использовать эту этическую норму. По-моему, она не совсем этична.
- Значит, забудем о ней и будем действовать, исходя из нашего обоюдного согласия, - постановил мой уступчивый.
Он тут же взял телефон и набрал код сына.
- Папа? - голос сына звучал не очень громко, но я услышала в его вопросе тревогу. Конечно же, он чувствовал, что происходит в этом доме!
- Привет, наследник! Как твоя "no problem"?
- Как всегда, проблем куча, но ни одной серьезной.
- Мы с мамой хотели бы тебя видеть. Есть возможность?
- Конечно! - возопил сын так, что стало слышно сразу во всех мирах, имевшихся у нас в наличии. - Скоро буду! - И отключился.
Ну, что ж, назад дороги нет... Не знаю, разумно ли поступаю, но так подсказывает мне любовь. Или мой эгоизм?... Все! Рефлексии побоку. Я люблю сына и хочу его видеть. А, как сказал мой разумный, желание уходящего закон. И не только я этого хочу, но и сын. Я это услышала!
Мой творец ободряюще улыбнулся мне. Мол, не бойся, не крокодил к нам спешит, а сын родной. А я и не боюсь. Крокодилы мне уже не страшны. Мне никто не страшен, кроме самой себя.
Ближе к вечеру сын постучал в двери нашего дома. К сожалению, встретить его на крыльце дома я уже не могла. Постучал чисто символически, предупреждая, и тут же влетел внутрь. Раньше он не стучался, а просто влетал. Тревога в его глазах молниеносно сменилась ошеломлением. Я попробовала взглянуть на нашу парочку его глазами и невольно усмехнулась. Видок у нас был еще тот - хоть сейчас к алтарю. На мне - длинное белое платье с жемчужным переливом и все причитающиеся к нему аксессуары, прическа типа "ниагарский водопад", а на муже - смокинг цвета ночного неба и белая рубаха - в общем, он был неотразим.
- У вас что - годовщина свадьбы? - спросил сын.
Мы стали судорожно перебирать в уме даты.
- Черт, забыл! - получил он верный результат чуть раньше нас.
Действительно, сегодня имела место быть именно таковая годовщина.
- Не расстраивайся, - успокоил его отец, - мы сами забыли.
- А это? - указал он на наши наряды.
- Ну, теперь для нас каждая встреча с тобой - праздник. Это не упрек, а констатация, - предупредил он оправдательный монолог сына. - Объяснений не требуется.
- Предупредили бы, а то я не совсем в стиле момента, - посетовал сын.
Он был одет по вечно демократично-спортивной молодежной моде, но не без изящества. Наша семейная склонность к аристократизму чувствовалась в его облике.
- Стиль этого момента диктуешь ты, - заметила я.
- Ну уж нет, - отмахнулся он. - Ваш день! Завидую! Раз! Поздравляю! Два! Отец!.. - обнял он моего Зевса, стоящего к нему ближе. - Мама!...
Я так соскучилась, что обвила его обеими руками и прижалась к рельефно-мускулистой груди, но вдруг почувствовала напряженную тишину вокруг. Чуть отстранилась и увидела, как сын с безотчетным ужасом наблюдает за своей левой рукой, проходящей сквозь мое тело. Правая рука оцепенела на уровне моего плеча.
Бедняжка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27