Кожа Реба приобрела заметный серый оттенок.
– Нееет! – воскликнул он. И разразился целой очередью щелчков и попискиваний, которыми он общался с иглоспинами. Потребовалось некоторое время, чтобы к нему вернулась нормальная речь. – Не должна! Не должна! О нет! Косточки в воде. Девочка не должна делать так! О нет, о нет.
– Она это несерьезно, – попыталась я успокоить лягушонка. – Моя подружка часто говорит то, чего на самом деле не думает.
– Я просто пошутила, – беспомощно пожала плечами Ирма.
– Плохая шутка. О да. Очень плохая шутка.
Ирма недовольно надула губы.
– В тебе столько же юмора, как в мокром одеяле в холодную ночь, – сказала Ирма, заставив Реба усиленно скрипеть мозгами – он старался понять ее фразу.
– В мокром одеяле? – повторил он. – Мокрое одеяло – это тоже плохая шутка?
– Что-то вроде того, – ответила я. – Почему Королева не любит Настоящий Огонь?
– Не знаю, не знаю, – он умолк в нерешительности, потом опасливо огляделся по сторонам и произнес – Возможно, это из-за песни. О да, это вполне возможно.
Рот лягушонка растянулся до ушей (видимо, это было не что иное, как улыбка), и он запел:

Огонек, наш добрый друг,
Уничтожил зло вокруг.
Сгинул мерзких тварей след,
Королевы больше нет.

Закончив петь, он устремил на меня долгий взгляд, а затем торжественным тоном спросил:
– Ты пришла, чтобы выжечь своим огнем иглоспинов, волшебная девочка?
В его глазах горела безумная надежда. И я поняла, как сильно его народец боится ящеров, и как сильно те притесняют лягушек… Но я не могла ему солгать.
– Я пришла, чтобы забрать своего брата, – сказала я. – Остальное – как получится.
Реб медленно прикрыл свои золотистые глаза, в этот миг он выглядел таким печальным, что мне ужасно захотелось обнять его, похлопать по плечу и все такое…
– Теперь поплывем темными водами, – сказал лягушонок, и голос его был усталым и испуганным. – Девочки должны держаться рядом.
Реб оказался прав. Его темноводный путь был самым что ни на есть неприятным. Большая его часть проходила внутри узких, покрытых слоем грязи труб. В некоторых из них было немного воздуха, в других – нет. Вода, которая лениво текла по ним, тоже была грязной, полной всяких отходов и нечистот. Когда я в первый раз увидела крысу, я так испугалась, что подскочила и ударилась о трубу головой. Но потом оказалось, что не из-за чего было так бурно реагировать. Крыс гам было много – они ведь часто живут в канализации. Некоторые даже плавали под водой, как субмарины.
Наконец мы уткнулись в ржавую решетку, погнутую и покосившуюся.
– Сделайте большой вдох, – предупредил Реб. – Долго нет воздуха. Плывите на свет.
Он нырнул в узкий проем, и его тонкое тело проскользнуло в щель между краем решетки и стенкой трубы.
– В путь, – поторопила нас Вилл. – Надо покончить с этим делом как можно скорее.
Начинался самый опасный этап нашего путешествия. Я сделала глубокий вдох и нырнула в проем.
Это было одно из тех мест, куда никогда в жизни больше не захочешь попасть. Там было темно, И грязно, и воняло. Коридор был таким узким, что я вся ободралась об его шершавые стены, свет, на который мы ориентировались, сначала казался лишь точкой вдалеке, такой крошечной, что ее запросто можно было потерять. Если бы Ирма хоть на мгновение ослабили свой контроль за воздушными пузырями, мы бы тут же погибли. Ох, чего бы только я сейчас не отдала, чтобы оказаться где-нибудь в Хитерфилде!
Но мы все же преодолели этот путь. Когда мы с: плеском вынырнули на другом конце туннеля, Реб уже пытался расшатать очередную решетку. Потребовалась лишь слегка надавить, и образовался проход, ведущий в комнату уровнем выше. Я последовала за лягушонком, правда, двигалась я в воде далеко не так ловко и грациозно, как он.
В комнате, в которой мы очутились, был такой низкий потолок, что встать в полный рост не удавалось. Все помещение было завалено бочками и сетями. Видимо, оно служило кладовкой. Слава богу, там никого не оказалось.
Мы ненадолго задержались там – даже Реб так устал, что ему потребовалось восстановить дыхание. Затем мы двинулись к люку, расположенному в конце комнаты.
– Там Хрустальный зал. Тихо, – прошептал Реб, – а то иглоспины услышат.
Сантиметр за сантиметром он беззвучно сдвигал крышку люка, а потом скользнул внутрь. Мы последовали за ним.
Яркие краски. Огни. Толпа. Шум. Мы испытали настоящий шок после долгого пути по тусклым подводным туннелям. Эта комната, то есть этот зал, потому что он был огромным, был наполнен забавными лягушками и массивными ящерами-иглоспинами. Некоторые из них носили значки с короной, другие были просто рядовыми жителями города. Многие привели с собой детей.
Я заметила одного крошечного иглоспина, который жевал гамбургер с сырой рыбиной, зажатой между двумя кусками булки. Все малыши держали в лапках нечто среднее между китайским фонариком и воздушным шаром, это были плавающие в воздухе сферы жидкого огня, побулькивающие на концах веревок и освещающие лица детей зловещим зеленоватым сиянием. Я вздрогнула, Этот жидкий огонь, из которого состоял водоворот, был вещью совершенно неестественной, целиком и полностью чуждой миру людей, и каково же было видеть, что эту штуку дают в руки детишкам!
– Как они могут делать из этого игрушки? – пробормотала я себе под нос.
Реб услышал меня.
– Не игрушки, – сказал он. – Без жидкого огня нет света, нет жара для готовки. Все приходят сюда за ним четыре раза в год, даже самые маленькие. О да, потому что нести огонь домой – обязанность детей.
– Но почему? – удивилась я.
Он пожал своими гладкими плечиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22