– Заткнись! – сквозь зубы процедил он. – Заткнись и слушай!
Голос его был низок и холоден, да и кричать-то было вовсе ни к чему. Он так крепко прижал меня к себе, что я ощутила его щетину на своей щеке.
– У нас хватит ведьмина корня… – начал было он.
– Нет… – невольно захныкала я.
Или, во всяком случае, как раз такие точно слова мне хотелось произнести, но из-за того, что он все еще затыкал мне рот, у меня получился лишь какой-то хриплый кашеобразный звук. Я не желала возвращаться в Страну призраков. От этого можно умереть, сказала матушка, и я поверила ее словам. Умереть или сойти с ума. То не было местом для живых людей.
– Заткнись, говорю! – Он тряхнул меня. – Нам ничего не стоит оглушить тебя. Это легко и не опасно никому, кроме тебя. Однако же мы можем сделать и кое-что другое. Знаешь ли ты, что такое «мальчик для битья»?
На этот раз он убрал руку и дал мне ответить.
– Нет, – прошептала я.
– Ведь все дети время от времени нуждаются в порке, – сказал он так, словно это было нечто само собой разумеющееся. – Но в некоторых странах поднять руку на князя может стоить жизни. Так что же делают, когда надобно воспитать княжье дитя? Я скажу тебе. К нему приставляют мальчика для битья. Ежели княжье дитя дурно ведет себя, трепка достается мальчику для битья.
Я не верила своим ушам и не понимала, что он хочет этим сказать. Но скоро мне все стало ясно.
– Мальчишка из Лакланов – твой мальчик для битья: если я недоволен тобой, это отзовется на нем. А ежели ты когда-нибудь используешь свои ведьмины очи или поднимешь свой ведьмин голос на меня или моих людей, мы убьем его! Понимаешь?
Я задохнулась, не зная, что делать.
– Понимаешь?
– Да…
– Ладно. Ты должна научиться вести себя. Мы можем начать с двух совсем простых правил. Держи свои очи при себе, а ежели кто-то из нас глянет на тебя, ты потупишься и станешь глядеть вниз, в землю. Согласна?
– Да!..
– А еще ты научишься держать язык за зубами. Не произноси ни слова, покуда тебя не спросили.
Отпустив меня, он приказал Сандору снова затолкать Тависа в повозку.
– И постарайся, чтобы он остался там на этот раз! – Он снова повернулся ко мне. Я, как велено, тупо глядела в землю. – И ты тоже… А ну поднимайся в другую повозку!
– Гнедой хромает, он не потянет телегу, – сказал Сандор.
– Раз так, мы запряжем Мефистофеля!
Он говорил о своем собственном верховом коне, об огромном темно-гнедом жеребце, таком злобном, каким только может быть жеребец. Конь прядал ушами и скалил зубы всякий раз, когда кто-нибудь приближался к нему. Сперва я думала, что он не терпит только меня – ведь я, как-никак, однажды ткнула его в ляжку своим ножом. Но и с другими он был такой же бешеный.
Вальдраку приходилось самому запрягать его, так как Сандор уверял, что конь откусил бы ему руку, попытайся он это сделать.
Вальдраку вскочил на облучок и сам взялся за вожжи. Он прищелкнул языком. Мефистофель раздраженно бил оглоблю задней ногой. Он, ясное дело, не привык быть тягловой лошадью, и не по нему было это дело.
Но когда Вальдраку предупреждающе поднял бич, он двинулся с места. Повозка-то вообще была уже не такой тяжелой, как прежде. Как плащи со знаками клана, так и мечи уже убрали – их унесли трое мужчин, что мы встретили на самой нижней окраине Высокогорья. Насколько я видела, они ничего за них не заплатили. Наоборот, Вальдраку протянул одному из них кошель, и человек принял его без единого слова. Диковинная сделка, как показалось мне.
Мефистофель снова стал колотить копытом оглоблю. Вальдраку пришлось хлестнуть его вожжами по заду. Мне не особо пришелся по нраву этот конь – вовсе не доброе животное. Но я хорошо понимала Мефистофеля. Мне тоже хотелось биться головой о коновязь, но я не посмела, ведь это могло стоить жизни Тавису.
– Садись, чтобы я тебя видел, – сказал Вальд-раку, когда мы уже немного проехали.
И я послушно взобралась на облучок рядом с ним.
– Я не против того, чтобы бить тебя, – объяснил он, словно мне важно было знать все подробности. – Но мне ни к чему убивать тебя именно сейчас. Негодник мальчишка, наоборот, нам вовсе не нужен. Ты – единственная причина того, что он еще жив. Запомни это!
Я ничего не сказала. Меня ведь не спрашивали.
ДИНА
Знак Пробуждающей Совесть
В тот вечер мы сделали привал как раз перед заходом солнца. Вальд-раку был раздражен – хромая лошадь задерживала нас, и мы даже заметно не приблизились к тому месту, на которое он рассчитывал.
– Поможешь мне собрать дрова, – велел он мне, спрыгивая с облучка. – Но оставайся там, где тебя видно. Помни, что случится с твоим веснушчатым дружком, ежели будешь непослушна.
Я спрыгнула вниз с повозки на своих оцепенелых ногах и начала делать что велено. Тавису, похоже, не позволили сойти с телеги. После фокуса, что он выкинул раньше, они были не очень-то склонны развязывать ему руки.
Вокруг нас по-прежнему, густой и мрачный, стоял еловый бор, и хвороста там было навалом. Ель не самое лучшее дерево из тех, что идут на дрова: ветки трещали, и шипели, и взрывались, поднимая тучу искр, но ничего другого под рукой не было.
– Что это? – спросил Антон, тот, что сломал плечо, когда ловил Тависа.
Он уставился на мой Знак Пробуждающей Совесть. Это амулет – всего-навсего круглая оловянная пластинка, украшенная кружком белой эмали с синим кружком поменьше внутри, немного похожим на глазок. Матушка дала мне этот амулет в тот день, когда решила, что я буду ее ученицей. Обычно Знака не видно – я держу его под рубашкой, так что все время ощущаю его прикосновение к коже. Но тут я как раз наклонилась поднять ветку, и тогда Знак Пробуждающей Совесть выскользнул из-за ворота рубашки и совсем недолго болтался, свисая вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72