Бой приняли только два-три внешних ряда рыцарей, а основная масса продолжала рваться вперёд, чтобы не нарушать построения, да и задержавшиеся для отражения фланговой атаки крестоносцы вынуждены были лишь обороняться, что давало новгородцам известные преимущества.
— Эх, про багры не подумали! — сокрушался Олексич, хотя никто не мог его слышать в грохоте битвы. — Поддых бы им, поганым…
Тот же манёвр предпринял и Миша Прушанин со своей дружиной, яростно налетев на левое крыло атакующего клина крестоносцев. И здесь два-три ряда рыцарей вынуждены были остановиться и принять навязанный им бой, что не только не позволило развернуть крылья, но в известной мере и облегчило участь княжеской дружины. Новгородские дружинники Миши бились с неистовым, почти восторженным кличем, беря пример со своего разудалого вождя, который не мог сражаться молча просто в силу собственного неуёмного нрава: для него каждая битва была всего лишь продолжением весёлых вечевых потасовок.
Потом, после побоища, когда начались воспоминания, рассказы и беседы, дружинники князя Александра никак не могли понять, что заставило Урхо прикрыть своим телом тяжело раненного Яруна. Но он — прикрыл, и тотчас же два копья вонзились в его широкую, как телега, спину, пробив кольчугу насквозь. Чудской богатырь нашёл в себе силы привстать и резко повернуться, тяжестью собственного тела вырвав оба древка из рыцарских рук. Как ни странно, но эта двойная гибель на какое-то крохотное мгновение остановила бой, что позволило дружинникам сомкнуться, а затем в порядке отступать, втягивая крестоносцев в свежие ряды разъярённых мужиков Буслая.
Тем временем на левом крыле Сбыслав, предоставив новгородцам самим нажимать на рыцарей, успел собрать своих конников и во главе их внезапно для ливонцев прорвался внутрь клина, на зажатую крыльями собственного прикрытия пехоту. Пробил второпях неровно построенное щитовое заграждение, обрушив на кнехтов мечи и копыта, и они заметались в тесноте, уходя от мечей и копыт и путая строгий рыцарский строй.
Но ливонцы быстро оправились и от этого внезапного удара. Рыцари внутренних линий клина тут же развернули своих коней против немногочисленных всадников Сбыслава, со всех сторон набегала пехота, грозя полным окружением, и Сбыслав сорвал голос, собирая своих людей. Прорываться назад, к Олекси-чу, было уже поздно, и он без колебаний повёл свой небольшой отряд к дружине Миши Прушанина, атакующей левое крыло крестоносцев. Немногие вернулись из этого дерзкого налёта, но главное было достигнуто: они ещё раз задержали ливонцев, смешали строгое построение клина и ослабили силу его натиска на неопытное и плохо вооружённое ополчение.
Мужики Буслая встретили рыцарей столь бесстрашно и дружно, что те поначалу даже несколько растерялись: противник сражался неизвестными им способами. Смерды не придерживались единой линии, кидались вдруг, скопом, пятеро на одного, бросали драные полушубки на мечи и тут же хватались за них, стаскивая рыцарей с сёдел. Их тяжёлые топоры и дубины гнули железо доспехов, ливонцы глохли и теряли сознание от грохота ударов по глухим шлемам, мужики гибли десятками, но на месте павших тут же оказывались другие.
— Бей их, мужики!… — неистово орал Буслай, размахивая припасённым колуном на длинной ручке, при удачном ударе которого шатались и падали рыцарские кони.
Ливонцам самое время было раздаться и выпустить из глубины клина пехоту, чтобы та стрелами расчистила им путь. Но все их попытки развернуться упорно сдерживали отошедшие на обе стороны «свиной головы» дружинники Невского, обретшие новое дыхание и новую ярость. Клин затоптался, сзади его поджимали накатывающиеся ряды рыцарей из глубины, которым уже невозможно было остановиться. В пылу схватки Буслай уже позабыл о приказе Невского чуть отступить и пропустить рыцарей к береговому обрыву, но ливонцы обречены были сами исполнять тактический замысел своего противника: им необходимо было во что бы то ни стало вырваться из свалки, а прорываться оказалось возможным только вперёд. Воинами они были опытными, а потому утроили свои усилия, понимая, что в этой сумятице все преимущества перешли на сторону оборонявшихся.
Острие клина затупилось, уткнувшись в дружное и отчаянное сопротивление, разгон «железной свиньи» захлебнулся в тесной и вязкой обороне, и рыцарям пришлось скорее проламываться на простор, чем с ходу пробиваться к нему. Но они проломились, частью изрубив, частью потоптав упрямых мужиков. Проломились, успели дисциплинированно перестроиться, набрать новый разгон и… и на этом разгоне упёрлись заново созданным остриём в непреодолимый береговой обрыв урочища Узмень. Кони их завязли в наметённом под крутым берегом снегу, клин стал плющиться, расползаться, а сзади накатывали все новые и новые волны рыцарей и кнехтов.
— Упёрлись!… — в восторге заорал Савка с вершины Вороньего камня. — Рылом в обрыв упёрлись!…
— Наш черёд, брат, — облегчённо вздохнул Александр, перекрестившись и надевая боевой шлем. — За Русь!…

5
Закалённая в боях, хорошо отдохнувшая дружина великого князя Ярослава на ходкой рыси ударила с тыла в ливонский клин. И хотя не успевших принять участие в сражении рыцарей в нем было несравненно больше, чем в голове «свиньи», им пришлось останавливаться и разворачиваться для боя. Это требовало времени, но как раз времени Невский им и не дал. Кони отцовских дружинников были перекованы, лучше держались на льду, а значит, хорошо слушались повода и не боялись скачки. Да и сами дружинники были куда подвижнее и легче закованных в глухие латы, грозных, как башни, но и неуклюжих, как башни, рыцарей Они привыкли сражаться в монолитном строю, но всадники князя Александра не дали им возможности выстроиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118