— Подводную дорогу в болоте, меня научили этому жемайты. Строится дубовый мост двенадцать шагов в ширину, грузится камнями, уходит в воду, но в трясину ты не провалишься. Я переправлюсь с юга, без шума сниму стражу, разобью таранами все ворота одновременно и ворвусь в сонный лагерь. Рыцарям некогда будет надевать панцири, а без брони они такие же воины, как и литовцы. Нет, хуже: литовцам есть за что умирать. Что скажешь, боярин?
Яков основательно прикинул весь военный план литовского полководца. Сказал с осторожностью:
— Твой план всем хорош, великий князь, только…
— Договаривай.
— Ты не очень представляешь, что надо делать, ворвавшись внутрь. Где спит командир, где стоят рыцарские кони, где хранится оружие и брони? Твои разведчики не были в самом лагере. Не гневайся, великий князь.
— Не были, — нахмурившись, сказал Миндовг. — Тевтоны не подпускают литовцев даже к воротам… — Он неожиданно вскинул голову, спросил в упор: — Ты говоришь по-немецки?
— Говорю, — растерянно подтвердил Яков.
— Латынь знаешь?
— Немного…
— Вот мы с тобой и пойдём в лагерь. Мы с тобой — странствующие монахи-францисканцы.
— Творить честной крест по-католически? — нахмурился Полочанин.
— Ты — воин или поп? — рявкнул Миндовг. — Готовься, учи их молитвы и тренируй руку для католического перекрестья. Сейчас будем обедать, а пока дай мне послание Невского.
Может быть, потому, что Миндовг рано лишился отца и матери, в его характере сохранилась достаточная доля юношеского азарта. Он не просто был смелым — литовцы вообще не из трусливой породы, — он был смел авантюрно, любил риск и понимал в нем толк, чего, к примеру, был начисто лишён его ровесник Александр Невский, не избегавший риска только в том случае, если цель этот риск оправдывала. Он уже загорелся, рьяно готовился к предстоящей разведке и лично подвергал испытаниям Якова Полочанина, проверяя знания католических обрядов, которые знал в совершенстве. Поступал он так, конечно же, не ради собственного авантюрного решения, а потому, что понял, насколько прав был Полочанин.
Через сутки им доставили грубошёрстные францисканские плащи с капюшонами, и Миндовг заставил Якова тут же надеть эту одежду и надел её сам, чтобы привыкнуть к ней и достаточно её обмять.
— Говорить буду я, — наставлял он. — У тебя — обет молчания. Грешник ты, боярин.
Через три дня их тайными тропами перебросили в окрестности озера Дурбе. День они понаблюдали за рыцарями, а на рассвете их, уже наряжённых францисканцами, провели к западной дороге. Великий князь Литовский и боярин князя Невского вышли на неё и побрели к лагерю, бормоча по-латыни католические молитвы
В лагерь их пропустили беспрепятственно. Рыцари просили благословения, преклоняя колено и снимая шлемы, но благословлял только Миндовг, а Яков, пряча лицо, без устали бормотал католические молитвы. К счастью, рыцари латынь не понимали, и все сходило с рук.
Желающих получить отпущение грехов было достаточно, тем более что среди них оказались и боль-' ные, которых пришлось навещать, и монахи бродили по всему лагерю, где хотели. Трудности возникли тогда, когда рыцари вознамерились задержать их до приезда епископа, но Миндовгу удалось убедить хозяев, что негоже задерживать Божиих людей, давших обет отслужить заупокойную мессу над водами Чудского озера.
Через сутки их отпустили, дав на дорогу хлеба, соли да луку Когда лагерь скрылся из глаз, они юркнули в лес и вскоре были среди своих.
— Ты отважный воин, боярин, прими мою благодарность, — сказал Миндовг. — На тебе — склад с броней и тяжёлым вооружением, веди своих людей прямо к нему. Что не удастся увезти с собой, изломать и сжечь. А сейчас спи весь день. В полночь выступаем.
Весь день Миндовг уточнял с командирами отрядов порядок их действий внутри рыцарского лагеря. Кому и как разбираться с противником, с продовольственными складами, с лошадьми и — особо — со старыми воинами. С теми, которые уцелели в Ледовом побоище и сейчас стремились передать свой тяжкий опыт прибывшему из Европы пополнению.
— В плен не брать, — сурово наказывал Миндовг. — Каждый мёртвый рыцарь — кружка литовского пива князю Александру Невскому
Якова Полочанина разбудили за час до выступления, но есть он не стал, помня слова Чогдара, что самый сладкий пир — пир после победы Выступили в полной темноте, и Яков подивился бесшумности передвижения довольно большого и хорошо вооружённого войска. Жемайтийская пехота была в лаптях, а княжеская дружина старательно обвязала лыком все оружие и железные сочленения броней, чтобы ненароком не звякнуть металлом. Вскоре началось болото, но войско не сбавило шага, продолжая идти в воду. Яков с некоторой опаской тронул следом своего коня — ему дали кряжистую и сильную лошадь местной породы жемайтукай, привыкшую к болотам, бродам и переправам, — и конь послушно зашагал в чёрную воду, то ли зная, что там есть прочная опора, то ли чувствуя её. «Кулгринда, — вспомнил Полочанин. — Подводный мост…»
Выйдя из болот, войско разбилось на три отряда и разъехалось, чтобы сосредоточиться против каждых лагерных ворот. Разведчики бесшумно подобрались к часовым и сняли их, и тотчас же все три отряда пошли в атаку. И опять Полочанин очень удивился: литовцы атаковали не только без труб и бубнов, что обычно делали русские для поддержания духа своих воинов, но даже без крика, столь обычного при любом штурме. Нет, Миндовг воевал исходя не из обычаев, а из реальных условий, и Якову это понравилось. «Надо будет Невскому рассказать…» — подумал он, и в этот момент одновременно раздались тяжёлые глухие удары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118