— Кто осмелился позвать меня?
— Не знаю, — пожал плечами Кирдяш. — Халат на нем дорогой.
— Я огрею его камчой за грубость, — проворчал Орду, садясь в седло.
Однако угроза так и осталась угрозой. Как только Орду и Кирдяш приблизились к монгольским гвардейцам, их командир спешился и направился к ним. Хан придержал коня, а Бури, подойдя, вдруг припал к его ноге:
— Великий хан Гуюк и весь Каракорум приветствуют тебя, мудрый и великодушный хан Орду!
Гуюк ещё не был избран великим ханом, но приветствие настолько оказалось лестным, что Орду не обратил внимания на весьма многозначительную оговорку.
— Здравствуй и ты, Бури, — суровое лицо хана расплылось в улыбке. — Хорошо ли перезимовали ваши стада и ладно ли чувствует себя хан Гуюк?
— Зима была суровой, хан Орду. Но весна пришла пораньше, и Гуюк решил отъехать на юг, к стадам. Русских мастеров, все дары и рабов решено оставить в Каракоруме.
— Со мною следует русский князь Ярослав, — важно сказал Орду. — Ему тоже ждать в Каракоруме, пока не иссохнет степь?
— Курултай состоится в летнем стане ханши Тура-кины Сыр-Орде. Там собирают всех гостей и послов, и для князя Ярослава поставлен достойный шатёр.
— А где должен быть я?
— Ты волен выбирать своё место сам, великодушный Орду, — Бури вежливо поклонился. — Ты — гость особого почёта.
Орду не смог сдержать самодовольной улыбки. Но, поулыбавшись, вдруг спохватился:
— С князем Ярославом едет боярин Федор, его толмач и советник. У него должна быть отдельная юрта.
— Ему поставят юрту, хан Орду.
— Да, мой брат в знак примирения прислал Гуюку рабыню, достойную его внимания.
— Гуюк примет этот дар от тебя в Каракоруме, как только русский князь будет размещён со всеми удобствами в Сыр-Орде.
— А где мой брат Бёрке, который сопровождал печальный караван Субедей-багатура?
— Гуюк отпустил его после похоронного обряда. Бёрке спешил на Кавказ.
Это известие Орду весьма обрадовало: рабски подчиняясь Бату, он вовсе не желал подпасть под влияние хана Бёрке, но чувствовал, что попадёт непременно. Бёрке был умен, расчётлив, умел выжидать и старался действовать неожиданно. Орду хорошо помнил общие детские игры, в которых он всегда проигрывал именно Бёрке: Бату иногда позволял себе великодушие, добровольно уступая старшему брату, но Бёрке не сделал этого ни разу.
— Я хочу как можно скорее увидеть Гуюка, чтобы лично вручить ему бесценный дар моего брата Бату.
Орду выехал в Каракорум вместе с бесценным даром, почётной стражей и Бури. Кирдяшу было приказано сопровождать русских мастеровых и остальные дары в столицу, а гвардейцы хана Гуюка препроводили князя Ярослава, Сбыслава и челядь в отведённое им место в летней ставке ханши Туракины. Впрочем, по повелению Гуюка гвардейцев вскоре сменил Кирдяш со своими стражниками. Так закончился суровый переход через Великую Степь, и все были довольны. Кроме боярина Сбыслава.
Ни Бури, ни тем более Гуюк не обратили на русского боярина никакого внимания. С чисто монгольским высокомерием они его просто не замечали, а если их взгляды когда-либо случайно останавливались на нем, то холодно и отрешённо смотрели сквозь, будто молодого советника и толмача князя Ярослава вообще не существовало на свете. Для тайного повеления Бату в этом заключалось огромное преимущество, но Сбыслав был ещё очень неопытен, по-юношески обидчив и безмерно раздут собственными представлениями о себе самом. О своих достоинствах, своей прозорливости и своём особом месте в большой ханской игре. Бесспорно, искорки всего этого были в действительности, но он самолюбиво раздувал их, стремясь к огню, способному ярко высветить лично его в будничных сумерках, в которых замечали только облечённых почти божественной властью, не задумываясь над тем, что если это ему и удастся, то он и окажется первым, кто сгорит в его пламени.
Но пока он был отрезан от высшей власти и понятия не имел о том, что там происходило.
Орду представил Гражину Гуюку столь же эффектно, как когда-то представил её хану Бату: дар внесли в ковре и выкатили из него к ногам Гуюка.
— Эта кобылка ещё необъезжена, — с удовольствием отметил Орду. — Но строптива.
— Я сделаю её покорной после курултая, — самодовольно улыбнулся Гуюк. — Добрая камча любит нежную кожу.
Он сказал эти слова, не зная, что Гражина уже достаточно понимает монгольский язык. Впрочем, если бы и знал, то сказал бы то же самое, потому что никогда не утруждал себя подбором слов в разговорах с рабынями. Но беда, как выяснилось, заключалась в том, что гордая полячка, с детских лет считавшая себя дорогим подарком, никогда не ощущала при этом рабской сущности подобного положения. Жёлтый ад Азии отличался от разноцветного ада Европы прежде всего тем, что называл вещи своими именами.

3
Летняя резиденция ханши Туракины Сыр-Орда ещё только строилась, а точнее — росла вширь, поскольку приглашённые как на грядущий курултай, так и на жительство просто ставили юрты на свободном месте или разбивали шатры. Прибывавшие военачальники жили в отдельных поселениях вместе с охраной, для иностранных гостей и послов выделили особую часть степного города, и только князь Ярослав пользовался особой привилегией. Во-первых, он имел право на личную охрану, которой командовал Кирдяш, а во-вторых, его просторный шатёр стоял в непосредственной близости от ставки хана Гуюка.
Это обстоятельство переполнило его гордостью. Поделиться было не с кем, и он едва ли не ежедневно напоминал об этом особом почёте Сбыславу.
— Рядом поселили. Плетень к плетню. Стало быть, ценят меня тут
Сбыслав прекрасно понимал причину особого внимания Гуюка к старому князю, с трудом терпел самодовольные признания, но в конце концов не выдержал и стал сбегать под любыми предлогами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118