Перед нею стоял Алексей. В буденовке и шинели, подпоясанной солдатским ремнем, на котором висели шашка и револьверная кобура. Он смотрел на девушку в старенькой шубке, на облезлых каменных львов у подъезда, опять — на Любочку, веря и не веря собственным глазам.Любочка презрительно повела плечиком, кое-как прилепила объявление и, не оглядываясь, убежала в подъезд.Алексей проводил ее ошарашенным взглядом, потом подошел к объявлению и начал внимательно его читать.«СЕГОДНЯ ИМЕЕТ БЫТЬ КОНЦЕРТ ИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОЦАРТА. ВХОД ЗА УМЕРЕННУЮ ПЛАТУ С НЕПРЕМЕННЫМ ДОБРОВОЛЬНЫМ ПОЖЕРТВОВАНИЕМ ОДНОГО ПОЛЕНА ДРОВ С КАЖДОЙ ПЕРСОНЫ».В просторной и почти пустой гостиной Любочка расставляла кресла и стулья полукругом перед сдвинутым к стене роялем и тремя пюпитрами. Над роялем висели два увеличенных фотографических портрета: кавалерийского полковника в парадном мундире с многочисленными орденами и пожилой дамы в скромном платье с аккуратным белым воротничком. К углу рамки каждой фотографии была прикреплена узенькая ленточка крепа, а лица на них чем-то напоминали Любочку.И это было единственным, что уцелело на стенах. Лишь темные прямоугольники невыгоревших обоев указывали на то, что когда-то в этой гостиной висели не только два этих портрета.Тихо скрипнула дверь в квартиру, но Любочка сразу насторожилась:— Кто там?— Это я, Любочка, — ответил женский голос.В прихожей пожилая няня, которую когда-то Алешка принял за горничную, снимала с плеча сумку. Потом размотала платок, сняла его и тяжелое пальто, присела, стаскивая боты. Из гостиной вышла Любочка. Остановилась в дверях.— Сегодня имеет быть концерт, няня, — с гордостью сообщила Любочка.— Что Аркадий Илларионович, поправился? Славу Богу!— И может быть, принесут дрова, — Любочка убрала пальто и боты. — И будет тепло… А соль ты достала, няня?Няня сокрушенно вздохнула:— Только на столовое серебро и удалось сменять.— Значит, после концерта закатываем пир! — радостно объявила Любочка. — Напечем картошки в мундирах…— Бесприданницей останешься, — горестно заметила няня.— На-пле-вать.— Дурешка ты еще, — няня помолчала. — На толкучке говорят, что, мол, скоро уплотнять начнут. Тех, кого еще не уплотняли.— Ну и пусть.— А где же концерты давать будем?— Москва большая.— Москва чужая, — строго поправила няня.По этой чужой Москве по-хозяйски посередине улицы шли трое. Старший, Рыжий и Младший. И остановились у подъезда со львами, читая объявления.— Публику приглашают, — со значением сказал Рыжий.— Угу, — буркнул Старший. И пошли себе дальше.А в коридоре какой-то незначительной воинской части, вероятнее всего — командирского резерва, Алексей, смущаясь, подошел к другу-одногодке. Помыкался, покурил для разгона и нырнул точно в омут:— Подмени меня сегодня, а?— Девчонку встретил, что ли? — прищурился друг.— Девчонку, — подумав, отчаянно соврал Алексей.— Хорошо москвичам, — завистливо вздохнул друг.— Ну, как сказать… — Алексею было неуютно говорить на эту тему, но приятель был себе на уме.— Баш на баш.— Какой же тут может быть баш? — резонно засомневался Алексей.— А такой, что завтра — приказ, кому куда. Так что сегодня я тебя прикрою, завтра — ты меня.— То есть как это?— А так, что вместо меня поедешь, если мне так захочется.— Идет! — сказал Алексей.И они пожали друг другу руки.Тем временем в прихожей няня и Любочка деятельно готовились к предстоящему концерту, тем более что из-за закрытой двери гостиной уже слышались звуки самой первой, пробной настройки инструментов. Любочка и няня распихали по углам и стенам оставшуюся мебель, поставили стулья, на которые можно было аккуратно сложить верхнюю одежду посетителей, у входа расположили стол и стул, а за ними расчистили место для будущих непременных добровольных приношений. Несколько довольно хилых полешек Любочка специально разбросала для намека.— Кажется, все, няня, — сказала она. — Дровишки — тонкий намек.— Ступай переодеваться, Любочка, — сказала няня. — Пора уже.Любочка ушла готовиться к «имеющему быть» концерту, а няня водрузила на стол дачную плетеную корзиночку — тоже «для намека» — и важно уселась на стул.По заснеженным переулкам Москвы бежал Алексей с огромным поленом под мышкой. Непривычная пока еще шашка все время путалась в ногах.В прихожей все так же чинно и важно восседала няня. Настройка инструментов за закрытой дверью гостиной стала уверенней и громче, а за спиною няни уже заметно прибавилось дровишек, не зря на стульях были старательно сложены пальто и шубы.С лестничной площадки вошли две немолодые дамы в совсем немодных и уж тем более недорогих пальто: полная и худощавая.— Здравствуйте, Алевтина Степановна, — приветливо улыбнулась няне полная дама. — Очень приятно было узнать, что наша Любочка снова занялась концертами.— Она так музыкальна! — поддержала худощавая. Пролепетав эти слова, дамы застенчиво сунули скомканные ассигнации в плетеную дачную корзиночку и вдруг ринулись назад, на лестничную площадку, откуда и притащили один сломанный стул на двоих.— Извините, Алевтина Степановна, это единственные дрова, которые нам удалось раздобыть, — виновато призналась худощавая дама. — Я, увы, начала топить буржуйку книгами. Но что же делать, что?— Кризис, — уточнила полная. — Кризис, как я теперь понимаю, это не высокая температура, как считалось при царе, а низкая. Но все равно это должно быть каким-то признаком. Или выздоровления, или наоборот.Болтая так, дамы довольно сноровисто разломали стул и сложили обломки в кучу. Затем няня, она же Алевтина Степановна, приняла их порядком потертые в очередях пальто, и дамы, приведя в порядок седеющие прически, прошли в гостиную.
1 2 3 4 5 6 7