Артуро Перес-Реверте: «Испанская ярость»

Артуро Перес-Реверте
Испанская ярость


Капитан Алатристе – 3



OCR and Spellcheck — Ustas PocketLib
Аннотация …Тянулась зима с ее унылым и робким светом, туманами и серыми дождями, а мы, одолевая мандраж, добывали фураж и осуществляли грабеж — какие там есть еще французские слова? — на фламандской земле… Овладел я едва ли не в совершенстве множеством полезных навыков — воровал кур, выкапывал из земли съедобные клубни, с ножом к горлу приставал к местным крестьянам… Словом, совершал я в ту пору очень много такого, что вспоминать не хочется и чем гордиться не стоит, но все же пережил сам и помог пережить зиму своим товарищам и стал мужчиной в самом полном значении этого слова.Иньиго Бальбоа и Диего Алатристе отправляются в Голландию сражаться за Испанию, избегают участия в мятеже, воюют на земле и под землей, умудряются не сдохнуть и попадают на картину Веласкеса и в комедию Кальдерона. Между тем роковая Анхелика имеет на Иньиго виды.«Испанская ярость» — третья книга историко-авантюрной эпопеи Артуро Переса-Реверте о капитане Алатристе. Впервые на русском языке. Артуро Перес-РевертеИспанская ярость Оборванной, корявою оравой, Мы шли за капитаном и — за славой, И каждый воин был наперечет. Отряд сражался в долах италийских, В чащобах Мексики, на кручах гор альпийских.. Куда теперь судьба его влечет? К.С. дель Рио. «Сфера» Здесь и далее стихи, кроме отмеченных особо, — в переводе А. Богдановского. — Прим. ред.

I. Вылазка Черт возьми, знали бы вы, как промозгло и сыро на берегу голландского канала ранним осенним утром.Солнце, еле-еле пробиваясь сквозь завесу тумана над плотиной, льет слабый свет на тех, кто шагает по дороге к городским воротам, которые скоро откроются и впустят торговцев, приехавших на рынок. Только слава, что солнце — невидимое, негреющее, недостойное своего имени; впрочем, так им, еретикам, и надо. И в его мутном, сером свете, бессильном справиться с хмарью и моросью, чуть виднеются запряженные в телегу волы, крестьяне с корзинами, женщины в белых чепцах, с кругами сыра и кувшинами молока.Стиснув зубы, чтоб не клацали от стужи, перекинув через плечо связанные вместе котомки, медленно шел по дороге и я. Земляную насыпь у дамбы туман окутывал так плотно, что очертания деревьев, кустов, тростника едва угадывались. Да, почудилось на миг, будто там тускло блеснул металл шлема, или кирасы, или обнаженного клинка, но говорю же — только на миг, а потом влажные испарения, клубившиеся над водой, снова все скрыли. Девушка, шагавшая рядом, должно быть, тоже что-то заметила, ибо из-под сборок накрахмаленного чепца метнула тревожный взгляд сперва на меня, а потом туда, где, серые на сером, темнели фигуры в касках и с алебардами — голландские часовые, охранявшие подъемный мост.Небольшой городок, именовавшийся Аудкерком, стоял в точке соединения канала Остер, реки Мерк и дельты Мааса. Городок был мал да удал, и значение имел чисто военное, поскольку закрывал доступ к этому окаянному каналу, по которому мятежные еретики переправляли подкрепления своим соотечественникам, сидевшим в осажденной крепости Бреда в трех лигах отсюда. Гарнизон Аудкерка состоял из горожан-ополченцев и двух рот регулярной пехоты, причем одна была укомплектована англичанами. Укреплен был городок весьма прочно, главные ворота защищены бастионом и рвом, через который переброшен был подъемный мост, так что с налету не возьмешь. Именно по этой причине я в столь ранний час и находился здесь.Полагаю, вы меня если не узнали, так вспомнили.Звался я — и сейчас зовусь — Иньиго Бальбоа, в ту пору исполнилось мне четырнадцать лет, и скажу, не хвалясь, что, несмотря на юные годы, я уже повидал кое-какие виды. После весьма опасных приключений в Мадриде, откуда правил нами государь наш Филипп Четвертый; после того, как пришлось мне орудовать и клинком, и пистолетом; после того, как я чудом не попал на костер — так вот, после всего этого я уже год находился в действующей армии, состоя при капитане Алатристе: наш Картахенский полк, морем переброшенный в Геную, двинут был через Милан по так называемому Испанскому тракту воевать с мятежными голландцами. Минула без возврата эпоха великих полководцев, грандиозных битв и не менее грандиозных грабежей — ныне война превратилась в некое подобие скучной и долгой шахматной партии: крепости и плацдармы по несколько раз переходили из рук в руки, а доблесть зачастую значила меньше, нежели терпение.И рядом с девицей в чепце, наполовину скрывавшем лицо, шел я в тумане к городским воротам и голландским часовым, а вокруг мычали волы, гоготали гуси, скрипели телеги, шагали крестьяне. И один из этих крестьян, примечательный тем лишь разве, что был, пожалуй, смугловат для здешних мест, где народ, как на подбор, белобрысый и светлоглазый, поравнялся со мной и, сквозь зубы бормотнув нечто похожее на «Аве-марию», прибавил шагу, догоняя четверых своих товарищей — тоже что-то больно сухопарых да чернявых.И, стало быть, почти одновременно все мы, то есть четверо передовых, один замыкающий, девица в чепце и я, грешный, оказались перед часовыми на подъемном мосту. Было их двое — толстый багроворожий капрал в черном плаще и второй, с пышными светлыми усами, — я его запомнил очень хорошо: он что-то сказал по-голландски крестьяночке — надо думать, комплимент отвесил — и сам же первый захохотал. Однако смех его в тот же миг и оборвался, ибо тощий крестьянин — тот самый, что приветствовал меня «авемарией» — невесть откуда взявшимся кинжалом полоснул солдата по горлу, и толстая струя крови забрызгала мои котомки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9