Франко сидел у ее кровати; ему хотелось, чтобы она оставалась здесь–хотя бы еще неделю. Но было пора отпустить ее.– Что ты собираешься делать? – спросил он.Она улыбнулась ему, похожая на молодую девушку с ее новой короткой стрижкой.– Поеду домой, – ответила она просто.– В Монтеспан?– Монтеспан? Конечно, нет, – на виллу Кастеллетто, – озадаченная, она нахмурилась. – Разве не это наш дом, Франко.Он мрачно кивнул.– Думаю, да.– Я всегда думаю о ней как о нашем доме, – сказала она смущенно. – Но у меня такой беспорядок в голове последнее время.– Она твоя, Поппи, – сказал он. – Все, что ты только захочешь, – твое.Ее простодушные глаза внезапно стали грустными.– Тебя? – спросила она мягко. Он улыбнулся.– Боюсь, это единственная вещь, в которой я вынужден тебе отказать.– Тогда до свидания опять, Франко.– Да, теперь до свидания, Поппи. Казалось, она не слышала его.– Я должна сначала поехать в Монтеспан, – закричала она. – Забрать Лючи. Бедный, бедный Лючи! Дорогой Лючи. Как я могла забыть о нем! И посмотреть, может, Роган вернулся.– Роган?Ее глаза сузились, и она посмотрела на него грустно.– Что? – проговорила она слабо. – Бедный Лючи, он, наверное, так одинок. Я ненавижу одиночество. Я заберу его, и мы вернемся на виллу – на удачу. – Она с любовью улыбнулась ему. – Есть что-то наполняющее, трогающее душу в этих словах, Франко, – наудачу, навсегда…Он смотрел на нее скорбно; одно мгновение она была его прежней Поппи, а в следующий момент ее словно затягивало в зыбучие пески, когда мысли и воспоминания путались в ее мозгу и ускользали от нее… Боже, прости меня, говорил он про себя, за то, что я сделал с ней. ГЛАВА 60 1932, Италия Энджел сидела в саду на вилле д'Оро, когда она прочла заголовок:«Покушение на убийство главаря мафии».Но именно последние строки этой статьи привлекли ее внимание:Мальвази был в обществе женщины, которая была серьезно ранена. Установлено, что ею была синьора Поппи Мэллори.Газета выпала у нее из рук на траву, когда образ Поппи, изрешеченной пулями, встал перед ее глазами, и она закрыла глаза руками, побежденная жалостью и скорбью. Почему Поппи была с таким человеком? Все знают о нем, все знают, кто он…– Ох, Поппи, Поппи, – стонала она. – У нас было так много. Как все могло дойти до такого?Она порывисто встала на ноги; она должна пойти к ней, она не может оставить ее так просто лежать там, одинокую и, может, умирающую… В конце концов, они ведь любили друг друга когда-то, как сестры… Подняв газету, она прочла, что Поппи была в госпитале «Кроче Росса» в Генуе… Она может поехать туда хоть сейчас.– Мама? Что ты здесь делаешь–совсем одна? – Ее дочь Елена позвала ее через лужайку, и Энджел автоматически помахала ей рукой. Иногда голос Елены звучал почти нормально; она очень хорошо читала по губам, и если она видела человека, то всегда понимала, что он говорит. Но чем старше она становилась, тем больше забывались ее детские воспоминания о звуках, и в ее тридцать три года большинство произносимых ею слов лишь отдаленно приближались к звукам нормальной речи. Теперь только Энджел и Мария-Кристина могли понять, что говорила Елена. Елена была такой красивой – высокой, белокурой, с чистыми, как небо, голубыми глазами, глубокими, как голубые гроты, и простодушно-невинными, – что люди оборачивались ей вслед.Но проблема была и в том, что умственное развитие Елены оставалось на уровне ребенка; решимость Энджел защитить ее от ранящего сознания своей непохожести на других детей не только изолировала ее – она задержала ее развитие. Елена никогда не ходила в школу, в отличие от Марии-Кристины; она была все время дома вместе с матерью, и годами Энджел делала вид, что все в порядке. Она улыбалась, когда люди смотрели на Елену, озадаченные, и объясняла, что Елена–очень застенчивый ребенок; она отвечала на вопросы, которых Елена не слышала; когда девочка была маленькой, она не разрешала ей ходить в гости, а когда та повзрослела – на взрослые танцевальные вечера, говоря, что Елена слишком хрупка и впечатлительна. Она не позволяла ей взрослеть. Когда она в конце концов покинула Фелипе и Александра и вернулась в Калифорнию, двенадцатилетняя Елена зависела от матери, как шестилетнее дитя.На ранчо Санта-Виттория Розалия заметила, что происходит, и предостерегла Энджел. Она с сочувствием подумала, что, может, из-за того, что Энджел потеряла своего сына, она сверх меры опекает девочку. Елена превратилась из прелестного ребенка в молодую девушку, по-прежнему совершенно изолированную от реальной жизни, но счастливую и балуемую в ее маленьком мирке, где все понимали и любили ее. Она не знала ничего другого. Она обладала наивностью ребенка, но лицом и телом хорошенькой молодой женщины. Она никогда не встречалась ни с кем, кто не принадлежал бы к семейному кругу Абрего – Константов или их друзей, и еще врачей, к которым ее продолжали водить; Энджел потом всю жизнь кляла себя за то, что даже не заметила, что случилось с Еленой.Елена побежала через лужайку, размахивая теннисной ракеткой. На ней была короткая белая юбочка, босые ноги, загорелые под летним солнцем. Она такая изящная, грациозная, думала Энджел, у нее походка балерины… и, кто знает, может быть, Елена могла бы ею стать, если бы она не держала девочку все время при себе из-за своих нелепых страхов.– Мама? Почему ты не пришла на теннисный корт посмотреть на меня? Ты же обещала… Мне так тебя не хватало, мама, – добавила она, но ее слова были лишь набором малоразличимых звуков.– Извини, дорогая. Я просто читала газету и позабыла совсем о времени. Я могу пойти прямо сейчас.– Уже поздно. Марии-Кристине надоело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109