Женщина побежала, чтобы поднять упавшие свертки.
– Я пришла купить нарядное платье для Пич, – всхлипнула Эмилия, – моя бедная маленькая девочка!
– А я зашел купить ей куклу! Но скажи, что ты делаешь в Лиссабоне?
– Стараюсь попасть к Пич, конечно. И к Лоис, и к Леоноре. Может быть, я смогу увидеть Жерара… Ты знаешь, он, как политический заключенный, находится где-то у бельгийской Границы. – Эмилия взяла у него платок и вытерла слезы. – Как бы то ни было, что ты здесь делаешь?
– Жду самолета в Штаты, может быть, завтра. Я собирался навестить вас – после Вашингтона. Но, Эмилия, ты ведь не думаешь всерьез попытаться попасть во Францию?
Они прошли по улице ду Кармо, в то время как Эмилия объяснила, какими уловками сенатор достал ей место в самолете и дал ей имена людей, которые могли бы помочь. До Джима дошли тревожные слухи, что Жерар переведен в Германию, но он решил небеспокоить Эмилию новостями, которые могли не подтвердиться. Она сама скоро узнает правду.
– Скажи мне, – продолжил он, – как ты собираешься попасть во Францию?
– Я хотела купить машину и ехать через Испанию. Сенатор обещал, что по его связям я достану нужные документы – за деньги. В Лиссабоне все имеет свою цену. Кроме машины, Я обрыскала весь город из конца в конец, но безуспешно.
– Разве ты забыла? – спросил Джим с улыбкой. – Ты – де Курмон, и я готов побиться об заклад, что здесь, в Лиссабоне, все еще существует агентство де Курмонов. Мы достанем машину, Эмилия, хотя я и не уверен, что нам следует это делать. – Я доберусь до Франции, – сказала она решительно, – даже если мне придется идти туда пешком. Меня сейчас ничто не остановит.
17
Сироты Леони были ее второй семьей. Она основала этот дом много лет назад, когда была на вершине славы, поддерживая старый дом отца, замок д’Оревилль, деньгами от своих турне по всему миру, чтобы содержать сорок ребятишек в счастливом скромном комфорте и обеспечивать им присмотр молодых любящих нянь. Леони знала, что значит отказаться от своего ребенка, не видеть, как он растет. Это случилось с ней, когда она отдала Эмилию в д’Оревилль, и им пришлось спасаться бегством в Бразилию, чтобы защитить ребенка от гнева Месье. Приют начал существовать как путь к искуплению вины, но перерос в часть ее жизни, часть, которую она любила. Она спросила фон Штайнхольца, не разрешит ли он ей раз в месяц посещать детей, как она делала это всегда.
– Мы сделаем больше, – ответил он. – Машина и шофер будут в вашем распоряжении в любой день, когда вы захотите поехать.
Леони могла себе представить, какой ужас она вызовет, если будет раскатывать в немецкой машине с немецким шофером.
– Будет лучше, если вы дадите мне нужные документы, и я поеду туда сама, – ответила она. – Я просто не хочу отрывать шофера от его более важных обязанностей.
– Как пожелаете, – ответил фон Штайнхольц, но она видела, что он был расстроен ее отказом. На его столе стояли фотографии жены и детей в серебряных рамках. Предлагая машину в личное распоряжение Леони, фон Штайнхольц хотел таким образом участвовать в благотворительной деятельности в пользу детей, а она лишила его этого удовольствия.
– Согласно вашим документам, мадам Леони, вы можете выезжать три дня в месяц, – сказал он холодно. – Я думаю, что этого времени будет достаточно.
– Я была бы вам очень признательна, если бы вы смогли сделать небольшое дополнение к этим документам, герр комендант, – спокойно сказала Леони. – Моей маленькой внучке нравится ездить со мной к детям.
Фон Штайнхольц раздраженно проставил печать на бумагах, вручил их со вздохом.
– Вы всегда получаете все, что хотите, мадам Леони? – спросил он, уверенный, что ни один мужчина никогда ей ни в чем не отказал.
– Почти всегда, – скромно согласилась Леони.
Подъезжая к замку, Пич увидела стоявших на ступенях ивесело махавших руками детишек. Она выглянула из окна машины и тоже помахала им.
– Привет, Ив, – крикнула она, – привет, Моника! Эй, Вероника, ты остригла волосы? – Пич ездила сюда вместе Леони, сколько себя помнила. Леони даже говорила, что привозила ее сюда совсем малышкой, чтобы показать детям. Они были ее друзьями, и когда она приезжала в приют, то становилась одной из них.
Пич быстро выбралась из машины и побежала по ступенькам, чтобы поскорее обнять своих сестер.
– Спокойно, спокойно, Пич, – смеясь, протестовали они, когда Пич обняла сначала всех сразу, а затем каждую сестру по очереди.
Пич переполняла гордость, когда дети вежливо делали реверансы и кланялись бабушке, а затем, отбросив чопорность, бросались к ней, желая, чтобы их всех обняли и поцеловали.
Затем наверху, в детских комнатах, оклеенных обоями в цветочек, с открытыми настежь окнами и накрахмаленными шторами, которые развевались на ветру, они делились секретами.
Позже Леони проверяла их школьные работы и одобрительно улыбалась, слушая отчет об успехах детей.
В машине по дороге домой Пич заметила, что улыбка все еще играла на губах бабушки. Она знала, что Леони всегда много делала для сирот, что она известна во всем мире и заработала много денег, чтобы поддерживать приют.
– Они обожают тебя, бабушка, – тихо сказала она, положив голову на руки Леони. – Не так уж плохо быть сиротой, да?
– Это означает, – сурово ответила Леони, – что нет ни мамы, ни папы, чтобы баловать тебя, и нет сестер, и нас с тобой, и многие дети вырастают, не зная, что такое любовь.
Пич закрыла глаза, стараясь представить, как такое может быть, когда тебя никто не любит. Это было трудно вообразить, она даже не смогла уловить это чувство.
«Это должно быть ужасно, – уже задремав, думала Пич, – никогда не быть любимым».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153