Андрей". Я вся обревелась. Места себе не находила, хотела бежать к Лукомскому, но побоялась, что Андрюша рассердится. Сначала ломала себе голову, кто мог такую подлость сделать, а потом догадалась. Кроме Фетюкова - некому. Он с самого начала за что-то невзлюбил нас обоих. Одно время, слава богу, совсем перестал ходить. А тут, не прошло и трех дней - заявляется, спрашивает, где Андрей.
Я его дальше порога не пустила и сказала, что Андрюша уехал в Тулу к моему брату. "Зачем?" - спрашивает, я говорю: "По семейным делам". А он с такой ухмылочкой: "Что еще за семейные дела появились?" Я сказала: "Вас это не касается" и выставила.
Вернулся Андрей через две недели, лица на нем не было. Я его обняла, заплакала, говорю: "Ну как, сынок? Что теперь делать будем?" "Ничего,-говорит,- перезимуем".
Ну, перезимуем так перезимуем. Больше он мне насчет этого ни одного слова не сказал. Даже про то, что он собирался куда-то переводиться, стороной узнала. Хорошо, Лукомский его отговорил. Все-таки четырех лет учения жалко. Да и сам он, вижу, немного успокоился.
Кончил Андрюша Университет, отпраздновали. Его к себе на работу сам Дирантович взял, приезжал к нам, мне руку поцеловал. "Не беспокойтесь,-говорит, - все будет в порядке, готовьтесь скоро диссертацию обмывать".
Только после этой истории какой-то не такой стал Андрюша. Ходит на работу, вечером телевизор смотрит или читает, но жизни в нем прежней нету. Вялый, что ли, не могу объяснить.
Хоть бы женился, может, все-таки веселее бы стал.
РАЗВЯЗКА
Аплодисментов не было. Делегаты международного конгресса покидали зал молча. Невольная дань уважения побежденному соратнику.
Андрей Пральников стоял у доски, судорожно сжимая в руке указку. Сейчас, когда уже все было кончено, на смену злому азарту пришла тупая усталость.
Дирантович поднялся с председательского кресла и вынул из уха микрофон слухового аппарата. Двое аспирантов услужливо подхватили его под руки и повели через служебный ход. По дороге он остановился и еще раз внимательно поглядел на развешанные листы ватмана с причудливой вязью уравнений. В фойе его сразу окружили. Из толпы любопытных, энергично работая локтями, пробрались вперед корреспондент международного агентства и Фетюков.
- Мировая сенсация! - обратился корреспондент к Дирантовичу. - Сын против отца! Ничего не пощадил, камня на камне не оставил. Вы могли бы прокомментировать это событие?
- Что ж тут комментировать? Академик Пральников был настоящим ученым. Я уверен, что, появись у него самого хоть малейшая тень сомнения, он бы поступил точно так же. Не нужно забывать, что доклад, который мы сейчас слышали, построен на очень оригинальной интерпретации новейших экспериментальных данных, и нужен был незаурядный талант Андрея Пральникова, чтобы...
- Положить самого себя на обе лопатки, - пробормотал Лукомский.
Корреспондент обернулся к нему:
- Значит, слухи, которые ходили в свое время, имеют какие-то основания?
- Какие слухи?
- Насчет несколько необычных обстоятельств появления на свет Андрея Пральникова.
- Чепуха! - сказал Дирантович. - Никаких оснований под собой ваши слухи не имеют. Мы все появляемся на свет э... весьма тривиальным образом.
- Но что же могло заставить молодого Пральникова взяться именно за эту работу? Ведь, что ни говори, роль отцеубийцы... К тому же, честно говоря, меня поразил резкий, я бы даже сказал, враждебный тон доклада.
- Не знаю. Тут уже чисто психологическая задача, а я, как известно, всего лишь физик.
- А вы как думаете?
- Вера в невозможное, - ответил Лукомский.
- Извините, не понял.
- Боюсь, что не сумею разъяснить.
- И разъяснять нечего, - авторитетно изрек Фетюков. - Почитайте Фрейда. Эдипов комплекс.
Дирантович улыбнулся, но ничего не сказал. эпилог
Письмо заслуженного деятеля науки профессора В. Ф. Черемшинова вице-президенту Академии наук А. Н. Дирантовичу. "Глубокоуважаемый Арсений Николаевич!
Я должен выполнить последнюю волю Никанора Павловича Смарыги и сообщить Вам некоторые дополнительные сведения о проведенном эксперименте. Надеюсь, Вы меня правильно поймете и не будете в претензии за то, что в течение двадцати трех лет я хранил по этому поводу молчание.
В тот день, когда Нине Федоровне Земцовой должны были сделать пересадку, неожиданно выяснилось, что из-за неисправности термостата препарат клеток академика Пральникова стал непригодным.
Семена Ильича к тому времени уже кремировали.
Трудно передать отчаяние Никанора Павловича. Ведь этот эксперимент был завершением работы, на которую он потратил всю свою жизнь. Вы знаете, с каким трудом ему удалось добиться разрешения провести такой опыт на человеке. Смарыга прекрасно понимал, что, если бы не ореол, окружавший имя академика Пральникова, ему бы пришлось еще долго ждать подходящего случая.
Мы приняли решение сообща, пойдя, если хотите, на научный подлог. Мне трудно определить истинные границы этого термина в данном случае.
Опыт был поставлен, причем в качестве донора выбран техник из лаборатории Смарыги. У него была та же пигментация волос, что и у академика Пральникова.
Таким образом, в сыне Земцовой воплощен не всемирно известный ученый Пральников, а Василий Кузьмин Лягин, умерший десять лет назад от пневмонии.
Поверьте мне, что предварительно мы самым тщательным образом взвесили все последствия. Нам казалось, что невольный обман Нины Федоровны целиком компенсировался материнством, о котором она мечтала, и возможностью воспитывать сына в таких условиях, которые при иных обстоятельствах были бы ей недоступны.
Вы можете мне возразить, что обман остается обманом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11