— МИЛАШКА, — сказали ступеньки, когда я поднимался по лестнице.
Когда я нажал на кнопку звонка с надписью «Спек», она сказала:
— САМЕЦ МОЕЙ МЕЧТЫ.
Раздался стук шагов и одышливый голос спросил;
«Кто там?» Я отступил назад и увидел толстого мужика с жирными волосами, высунувшегося из окна.
— ПОКАЖИ МНЕ, — сказали ступеньки, и я добавил:
— Меня послал Жестянщик.
— Этот несчастный сукин сын. — Спек оглядел меня. — Минутку. — Он скрылся, и я мог слышать, как он тяжелой походкой идет к входной двери. — Заходи давай, — сказал Спек, и я последовал за ним в квартиру.
Высокий худощавый мужчина с моржовыми усами и пробивающейся сквозь черные волосы лысиной развалился в потрепанном кресле. На синей засаленной кушетке сидела девушка с волнистыми волосами. У нее были круглые щеки с бледными рубцами от прыщей. — Это Синусоид и Кэти, — сказал Спек.
— Я Феликс, — сказал я, садясь рядом с Кэти.
«ОНА ДАЕТ», — деловито заметила кушетка. Спек сел на складной стул и облокотился на низкий деревянный стол.
На столе стояла толстая зажженная свеча, на обрывке газеты лежали груда зеленых листьев, красный пластмассовый бонг — кальян для курения марихуаны, заводная машинка с торчащей наружу пружиной, несколько пустых спичечных коробков, хлипкая жестяная пепельница, полная обгорелых спичек, пара больших пинцетов, кухонный нож, пять пустых пивных бутылок и обертка от пачки «Твинкиз». Все было покрыто тонким серым пеплом. Я пришел в правильное место.
— Мы тут собираемся чуток закосеть, — сказал мне Синусоид. — Ты будешь?
Я кивнул, а моя книжка сказала: «А ТО».
Спек колдовал над несколькими листочками. Они напоминали лист папоротника и, похоже, были довольно жесткими. Он отрезал кухонным ножом кусочки и держал их над огнем, пока они немного не подсыхали. Подсушенные кусочки он складывал в маленькую кучку. Девушка рядом со мной неотрывно смотрела на свечу. Она еще ни разу не взглянула на меня.
— Я прибыл на Саймион с девушкой по имени Кэти, — сказал я ей.
— Феликс Рэймен, — промурлыкала она словно издалека. — Феликс Рэймен.
— УХ ТЫ, — воскликнула кушетка, а стол добавил:
— Я ТАЩУСЬ.
— Кэти! — воскликнул я. — Это правда ты?
Она оторвала взгляд от свечи и с улыбкой посмотрела на меня.
— Получилось, — сказала она.
— Что?
— Просто я заставила тебя появиться. Я вытащила тебя из пламени.
— ШТУЧКА, — добавила свеча.
Кэти потрепала меня по колену.
— Я уже тут довольно давно, — сказала она. — Я надеялась, что ты появишься.
— Воссоединение, — сказал Синусоид. Он поднялся и поставил пластинку. У них был маленький проигрыватель и три поцарапанных диска без конвертов. Заиграла вторая сторона «Изгоя на Главной улице». Знакомая музыка дала мне чувство благополучия. «Я спрятал колеса в ботинок», — пел Джаггер.
Спек зарядил и разжег бонг. Он поставил бонг на стол и склонился над ним, всасывая дым. Когда он еде" лал выдох, очертания его тела стали ярче и потеряли четкость.
Он сжался в шар белого света и несколько секунд парил неподвижно. Затем свет стал приобретать краски, шар отрастил протуберанцы, потом свет стал меркнуть, и снова перед нами стоял Спек, демонстрируя в кривой улыбке свои желтые зубы.
— ОТДАЙСЯ, — сказал бонг, и я склонился над ним, припав губами к отверстию. Я втянул дым. Область моего сознания стремительно ужалась до точки. Передо мной раскрылась мандала. Я с жужжанием сновал взад и вперед и падал в налитый нектаром центр. Я завис в нем на мгновение, а затем — бесшумный взрыв. Я устремился из этого центра, наливаясь, словно сосок презерватива, зажатого в…
— НУ ТЫ, — окликнула меня кушетка, когда я снова свалился на нее. Было мгновение, когда я проник; насквозь! В центр.., мгновение, когда я оказался способен увидеть Единого, Абсолют, понять, что ДА — это то же самое, что НЕТ.., что Все — это Ничто…
И после этого пришлось возвращаться назад. Просто вот так. Было что-то в этом сдвиге из полного озарения к обычному сознанию, что показалось мне подлинным ядром моего опыта. Что-то такое в перемещении сквозь эту грань. Сквозь интерфейс между Одним и Многим, между бытием и становлением, между смертью и жизнью, между "с" и алеф-одним…
Кэти приложилась к бонгу, сжалась в световой шар, отскочила. Потом настала очередь Синусоида. Он явно был большим любителем. Пока он длительно вдыхал, маленькая чашечка трубки вспыхивала и шипела: «СЧАСТЛИВЧИК».
Синусоид превратился теперь в комок света, но не столько сферический, сколько гантелевидный. Когда он вернулся, его оказалось два. Он был таким худым, что они оба уместились в одно кресло.
— Черт побери, Син, — сказал Спек. — Одному из вас придется уйти. Я вас двоих не потяну.
— Не горячись, — заявил один из Синусоидов.
— Мы завтра пробежимся, — добавил второй.
— ПОГНАЛИ, — понукал бонг. Чашечка выгорела.
— Что за травка? — спросил я.
— Они называют ее дурман-травой, — сказала Кэти. — Она растет по всей этой горе — Горе Он?
— Милях в пятидесяти отсюда есть туннель, — медленно и без всяких интонаций произнес Синусоид. — Прекрасное большое поле травки. Только-то и надо, что доехать туда и прогуляться на ту сторону.
— Божий Эскадрон вас не тревожит? — Я представил себе обычный сценарий «Наркоделы против федералов».
— Кто-кто? — У Кэти и Синусоидов был такой вид, словно они не знали, о чем я говорю.
— Да знаете вы. Личная армия Боба Титера.
Спек рассмеялся своим одышливым смехом и выплюнул густой комок мокроты.
— Эти клизмы. Да их едва десяток наберется.
— А я думал, что Титер управляет этим городом. Он сказал, что построил его двадцать пять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74