След был утерян. Преступники, вероятно, уехали поездом.
– Почему преступники? – перебил его Смирнов.
– Да по следам видно, что было несколько человек.
– На месте следы не затоптаны?
Начальник ОУРа обидчиво улыбнулся:
– Мы свое дело знаем. Правда, дождь помешал, ну, да мы как-нибудь разберемся. А что, вас заинтересовало это дело?
– Вы же знаете, что он работал на специальном объекте. – Смирнову не хотелось говорить о неясном чувстве тревоги, которой не мог бы объяснить. Мелькнула мысль, что он полез не в свое дело, не согласовав даже с Агаповым.
Хозанов понимающе кивнул головой.
– Так ничего и не взяли? – перепрыгивая через лужу, чтобы что-нибудь сказать, спросил Смирнов.
– Нет, ничего, – обойдя ямку с водой, ответил Хозанов. – И часы, и документы, и деньги целы. Денег, правда, немного, всего четыре рубля.
– С женой убитого разговаривали?
– Рано утром посылал к ней сотрудника. Хотел пойти сам – раз приехали, пойдем вместе.
…У закрытой ставнями палатки, похаживал милиционер. Он козырнул и доложил, что приходила заведующая, но он ее «не допустил», и она побежала в райпищеторг.
Хозанов и Смирнов обошли палатку и осторожно по краю небольшой вытоптанной площадки подошли к двери. Вокруг дощатого домика плотной стеной стоял кустарник, вдоль которого тесно, в два ряда, высились порожние ящики из под товаров. У дверей на приступке темнело пятно. За кустарником шелестел большой раскидистый тополь, окутанный белым роем пуха. Тихо, пусто, буднично.
Смирнов внимательно обежал глазами площадку и кустарник и, убедившись, что делать здесь нечего, вернулся на улицу. Следом за ним вышел Хозанов, о чем-то поговорил с милиционером и, обернувшись к Смирнову, с иронией поинтересовался:
– Ну как, ничего не нашли?
– После вас найдешь, как же! – в тон ему ответил Смирнов.
Об убийстве, видимо, стало известно – проходившие по улице, рассматривая милиционера и стоявших штатских, замедляли шаги и, пройдя, обязательно оглядывались.
– Пойдем к Федоровой? – предложил Хозанов.
Маленький одноэтажный деревянный домик прятался в гуще зелени. Перед домиком садик с врытыми в землю круглым зеленым столом и скамейкой, рядом виднелись грядки небольшого, аккуратно разделанного огорода. На стук вышла женщина лет пятидесяти с заплаканными глазами.
Смирнов понял – Федорова! Но на всякий случай спросил.
Женщина устало кивнула головой.
– Были уже ваши, – сказала она. – А ну, в комнату! – прикрикнула она на две ребячьи любопытные головы, высунувшиеся из окна.
– Мы ненадолго, хозяйка, поговорить надо, – сказал Хозанов и, не ожидая приглашения, первым вошел в комнату…
Продолжая всхлипывать и поминутно вытирая ладонью заплаканное лицо, женщина рассказала о своей жизни. Вначале медленно, неохотно вспоминала, как жили, строили вот этот домик, обзаводились хозяйством, как пошли дети. Был он тихим, хозяйственным. «Работник!» – сказала она.
Видно, здорово помотала его жизнь. Любил дом, жену, детей. Чуждался посторонних, а на просьбы ребят неохотно рассказывал, как воевал, как попал раненым в плен.
– Дружил с кем-нибудь Григорий Самсонович? Бывали у вас люди? – спросил Хозанов.
Женщина замотала головой:
– Нет, нет.
– Так никто и не бывал?
– Нет, никто. Сам-то и соседей не любил. Все дома по хозяйству. Книжки иногда читал, – она кивнула головой на полку.
Смирнов подошел к книгам: Пушкин, «Война и мир», «Овод», «И один в поле воин», «За проволокой», «Сказки народов СССР», «Военнопленные», «Молодая гвардия», «Военная тайна» Шейнина… Смирнов любил рассматривать чужие библиотеки, пытаясь по ним определить хозяина книг, его вкусы, интересы, но сейчас ничего не получилось.
– Карточки мужа у вас нет? – поинтересовался он, думая, что это поможет ему.
Оказалось, что есть, только старая.
– Что так мало?
Женщина ответила, что муж не любил сниматься.
– А родных не было?
– Один он. Родители еще до войны умерли.
– Как думаете, из-за чего это? – спросил Хозанов. – Вы уж простите, приходится расспрашивать. А то недругов не было, ни с кем не ссорился, ничего не взяли, и такое случилось.
Женщина заплакала.
– Ума не приложу, с чего бы это.
– И на заводе ни с кем не ссорился? Может, расстроенный приходил с работы, ничего не говорил? – спросил Смирнов.
– Да нет, молчун он. Говорил мало, – вяло ответила женщина.
– Мамка, а дяди, что раньше приходили? – из-за угла подсказал один из сыновей.
– Это какие? – обернулась женщина к детям.
– Что из Москвы приезжали, – напомнил второй, старший.
– Кто это? – поинтересовался Хозанов.
– Не говорил он. Еще по весне приезжали двое, он в садик вышел, поговорил с ними, пошумели они чего-то и уехали. Спрашивала я, кто такие. Из Москвы, говорит, знакомые. Не знаю я их, и он никогда не рассказывал.
– Приметы их не вспомните? – спросил Смирнов. Федорова задумалась:
– Один плотный такой, рябой, седоватый, с плешиной.
– Высокий? – перебил ее, записывая, Хозанов.
– Этот нет. Вот второй повыше, худой.
– Нос у него длинный, – выкрикнул из угла один из ребят.
– А ну, давай сюда, – позвал Хозанов, – помогайте вспоминать.
Подталкивая друг друга, мальчики нерешительно подошли к столу.
– Ну, так какие же они? – притянул за руку старшего Смирнов.
Со слов ребят и матери, понемногу вспоминавших приезжих, постепенно вырисовывались черты незнакомцев. Дети, перебивая друг друга и споря, рассказывали о них такие детали, на которые вряд ли обратил бы внимание взрослый. Это превращалось для них в увлекательную игру, заразившую мать.
– А одеты как? – продолжая записывать, спросил Хозанов.
И снова каждый из них вспоминал, подсказывал, поправлял друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50