— Месье дю Плесси и я как раз выясняли… — начал говорить Батист, но адвокат перебил его:
— … как обстоят дела с некоторыми финансовыми вложениями маркизы в этих местах, — сказал он, — и, кроме того, некоторые юридические вопросы. Но одновременно мы разыскивали эту молодую женщину, которая с моей помощью, возможно, пожелает возбудить судебное дело против определенных лиц за похищение, по крайней мере это так выглядит. Я взял на себя смелость, мадемуазель, — обратился он к Мари-Лор, — составить предварительные бумаги на случай, если вы захотите взглянуть на них.
Жак все еще держал руки девушки, но его хватка ослабла. Мари-Лор вырвалась и подошла к месье дю Плесси посмотреть на бумаги, которые он протянул ей.
— Благодарю вас, месье, — тихо сказала она, хотя то, что она прочитала, было всего лишь отчетом за еду и питье, которые адвокат и слуга употребили в дороге между Парижем и Провансом. — Благодарю вас, я внимательнее рассмотрю это вместе с вами на досуге, когда мы…
— Мы сделаем это по дороге в Париж, — вставил Батист, осторожно разворачивая мулов в обратном направлении.
Они с месье дю Плесси помогли Мари-Лор забраться в тележку, сели сами и начали спускаться, покачиваясь и подпрыгивая, вниз с холма, оставив Жака стоять с разинутым ртом в облаке пыли.
Глава 6
Если бы не сырой воздух камеры, Жозеф мог бы считать условия, в которых провел в Бастилии пару месяцев, вполне сносными. Даже не лишенными комфорта, думал он, если у вас большая камера с окном, выходящим на оживленные улицы города. И богатая жена, обеспечивающая все возможные удобства, начиная с ковров, мебели, гобеленов на каменных стенах, книг, теплой одежды и кончая грудами питательной и вкусной пищи.
Ему не хватало только движения. Ежедневная прогулка по тюремному двору была недостаточна для поддержания хорошей физической формы, поэтому Жозеф упражнялся в фехтовании по часу каждое утро. Конечно, ему не разрешалось иметь оружие, но он забавлялся, делая выпады и парируя удары гусиным пером. Но разве не этим занимались писатели? А если у него не было противника, кроме самого себя? Но он, вероятно, всегда был своим самым яростным врагом.
Бесспорно, Жозеф страдал от отсутствия общения, пребывая постоянно в обществе нескольких тюремщиков и таких же, как он, заключенных, а не в широком кругу знакомых, которых заимел, став мужем Жанны. И естественно, его раздражало, что он не может уходить и приходить, как ему хочется.
Но при этом удивляло, как мало изменилась его жизнь. Меликур-Отель предоставлял все удобства для комфортного существования и все развлечения, которые мог предложить
Париж. Но виконт чувствовал себя в нем пленником, особенно после Нового года, когда перестал получать письма от Мари-Лор, напоминавшие, какой могла бы быть его жизнь.
Заключение в Бастилию оказалось вызовом, брошенным ему жизнью, и внесло в нее новизну. Можно было не обращать внимания на неудобства или преодолевать их; одиночество располагало к размышлениям. Также было интересно наблюдать за тюремщиками и охраной. Здесь Жозеф замечал ряд упущений, которые могли бы позволить умному узнику — быстрому на ногу и соответственно переодетому — предпринять попытку к побегу. Заключенному совершенно отчаявшемуся, в отличие от него. Таким мог бы он стать, если бы его дело затянулось.
Жанна навещала супруга каждую неделю. Он смеялся над ее рассказами и сплетнями, кивал, слушая остроумные замечания о политической ситуации. Он жалел, что не может сказать, что не следует так непоколебимо верить в счастливый исход его дела. К счастью, месье дю Плесси был более откровенным.
Жозефу нравился этот сообразительный адвокат. Жозеф, покорно отвечая на вопросы, восстановил в памяти все, что он делал в день убийства. Он без труда вспомнил всех книготорговцев, к которым он заходил, и даже приблизительное время своих посещений. Если с бароном разделались за поздним завтраком в середине дня, то, вероятно, в это время Жозеф доставил книги толстому рассеянному типу по имени Блуэ. Он торговал религиозной литературой, но любил иметь в запасе несколько сочинений философов-атеистов.
После Блуэ, когда Жозеф направлялся к черному ходу богатого дома Риго, его толкнул прохожий. Он смутно помнил, что как раз тогда у него и начала болеть нога. А затем в голове все перепуталось, и неудивительно, что Риго сумел выманить у него лишние экземпляры книг. В последнюю очередь Жозеф посетил лавку Берне, поскольку у них было маленькое помещение без отдельного входа и безопаснее было явиться туда под покровом темноты.
— Какая ирония судьбы, — заметил он, обращаясь к месье дю Плесси, — что Берне, доктор Берне, единственный, кто рассказал инспектору Лебрану, что я был в Монпелье. Этого и достаточно, чтобы доказать, что я был в городе. И никаких доказательств, что я не был у барона.
Дю Плесси кивнул и записал основные факты.
— Мы должны заставить Блуз или Риго подтвердить ваше алиби, — сказал он. — Нам повезло, что король недавно смягчил законы о цензуре, поэтому будет легче снять с вас обвинение в книжной контрабанде.
— А каковы шансы, — спрашивал Жозеф, — что какой-нибудь книготорговец признается, что торговал запрещенными книгами? Даже если его будет спрашивать такой добросовестный и приятный человек, как вы, дорогой месье?
Дю Плесси вздохнул. Хорошо, признался он, шансов никаких. Все же они с Батистом в тот же вечер поедут в Монпелье посмотреть, не смогут ли узнать еще что-нибудь. Они отсутствовали уже несколько недель, с Пасхи. Ладно, думал Жозеф, по крайней мере Батист чем-то занят. Что касается успеха этой поездки, то он лишь пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97