Даже атеисты испытывают трансформации вне тела, когда умирают, а затем возвращаются из клинической смерти. Так что где-то глубоко в душе у тебя есть эта вера. А у титанид ее просто нет. Меня поражает - как перед лицом полного исчезновения они остаются таким радостным народцем. Как знать, может, Гея и это в них заложила. А может, это их собственное нововведение. Я предпочитаю думать, что их собственный гений позволяет им подниматься над тщетой жизни - одновременно так ее любить и ничего лишнего от нее не требовать.
Крис никогда не задумывался о преимуществах «достойного погребения». Он, как и всякий человек, не мог не видеть в трупе личность умершего. А ведь именно эта связь и заставляла людей запечатывать своих мертвецов в гробы для предохранения их от червей или сжигать их, чтобы исключить все возможности трапезы для всевозможных падальщиков.
В речном погребении определенно заключалась своя незатейливая поэтичность, однако Офион совсем не заботился о сохранении пристойного вида трупа. Река вынесла Псалтериона на илистую мель в трех километрах дальше по течению. Когда отряд проплывал мимо обезображенного тела, титаниды на него даже не взглянули. А Крис не мог не смотреть. И вид кишащего падальщиками трупа еще долго преследовал его во сне.
ГЛАВА XXVIII
Триана
На картах Геи часто использовалась штриховка шести ночных регионов. Этим как бы подчеркивалось, что солнца над ними не бывает. Дневные регионы от этого становились еще более жизнерадостными. Тефиду обычно выкрашивали в желтый или светло-коричневый, чтобы показать, что этот регион представляет собой пустыню. Из-за этого путешественники часто считали, что пустыня начинается в сумеречной зоне меж Фебой и Тефидой. На самом же деле все было не так. Суровые голые скалы и песчаные заносы окружали центральное болото Фебы, простирая на юге и на севере сухопарые руки, а на западе дотягиваясь аж до центральных тросов. Офион тек к востоку через самую середину, явно стремясь еще глубже пробить там стокилометровый водный курс, известный как каньон Беспорядка. Однако, как и выходило из названия, мало какие геологические концепции были применимы внутри Геи. Каньон был именно там просто потому, что так хотелось Гее; ее три миллиона лет были вовсе недостаточны для того, чтобы вода пробилась до такой глубины. Тем не менее, имитация получилась вполне приличная, хотя и состоящая в более близком родстве с марсианским Тифониум-Лацус, чем с гидрологически образованным Большим каньоном в Аризоне. А зачем Гея решила копировать подобную планетарную геологию, знала, наверное, только она сама.
После некоторого времени плавания по реке Робин уже была способна встать на вершину каньона и смотреть туда, где она недавно находилась. Как и в Рее, ответственность за это несли речные насосы. Из-за них путникам пришлось совершить два тяжелых волока, во время которых Робин преуспела в совершенствовании своих альпинистских навыков. Присутствие бомбадулей делало трассу Кружногейского шоссе слишком опасной, так как дорога проходила по равнине ближе к северу и была слишком открыта для атаки.
В целом, на одоление всего каньона у отряда ушли три гектаоборота. До сих пор это было их самое медленное продвижение. Свежих фруктов, что составляли самую аппетитную часть их рациона, здесь было днем с огнем не найти. Они держались на сухой провизии из своей поклажи. Впрочем, пока еще попадалась дичь. Однажды на небольшом плато, полном малюсеньких чешуйчатых существ, титаниды убили их добрую сотню, а потом три дня коптили и мариновали в каких-то снадобьях из листьев и корней.
Робин никогда не чувствовала себя такой сильной. К своему вящему удивлению, она обнаружила, что жизнь, полная тягот, прекрасно ей подходит. Она легко просыпалась, много ела и быстро засыпала в конце дня. Если б не гибель Псалтериона, Робин считала бы себя вполне счастливой. Давно прошли времена, когда она могла такое про себя сказать.
Странно было видеть, как Офион внезапно пропадает. На восточном конце река впадала в небольшое озерцо под названием Триана - и дальше уже не выходила. До сих пор река была постоянным спутником в путешествии; отряд уходил в сторону от нее, только огибая насосы. Даже Нокс и Сумеречное море можно было рассматривать лишь как расширения Офиона. Робин пропажа реки казалась дурным предзнаменованием.
Предзнаменование относилось и к тому, что предстало перед ними. Там было настоящее кладбище. Скелетные останки мириад всевозможных существ засоряли прекрасный пляж белого песка, создавая громадные и недвижные валы и дюны, громоздясь в шаткие голгофы. Когда отряд достиг берега, все встали в тени единственной костяной пластины восьми метров вышиной, а под ногами у них хрустели ребра существ мельче мыши.
Место это казалось концом всего. Робин, суеверной себя никогда не считавшая, никак не могла стряхнуть самых черных предчувствий. Раньше она редко замечала бледность дневного света Геи. Все говорили о «вечном дне», что преобладает на колесе; Робин же вполне могла представить все это как утро. Но не здесь. Берега Трианы застыли в вечности за мгновение до конца света. Груды костей представлялись кладбищенским горизонтом смерти, возведенным в беспредельной бурой пустыне Тефиды.
Робин вспомнила, как Габи однажды сравнила Офион с туалетом. В Триане он точно напоминал уборную. Вся смерть с великого колеса укладывалась на берега озера. Робин начала было говорить, обращаясь к Габи, но вовремя остановилась. А хотела она сказать, что здесь, вероятно, кончит свой путь и Псалтерион.
- Что, не по себе, Робин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144